|
|
|
|
|
|
Священник Георгий (Чистяков):
«Философские и психологические основы фанатизма»
С проявлением фанатизма можно столкнуться практически во
всех религиях. Возникает вопрос, что такое фанатизм. Представители различных конфессий
часто стараются подчеркнуть, что фанатизм - это нечто особенное, не имеющее отношения
к религии. Верится с трудом, поскольку история религии во все века была связана
с историей фанатизма. Вольтер говорил о фанатизме как об извращенном ребенке религии,
и, скорее всего, на этом определении стоит остановиться. Хотя можно, воспользовавшись
образом Шварца, сказать, что фанатизм - это тень религии. Может быть, фанатизм -
это плод манипулирования сознанием масс в тех или иных политических целях. Например,
в Средние века Ян Гус, которого сжигали на костре, увидел в фанатизме окружавшей
его толпы плод манипулирования ее сознанием. Заметив старушку, подбрасывающую хворост
в его костер, он воскликнул: «Святая простота!» - имея в виду, что старушка думала,
будто делает нечто хорошее.
Но опыт показывает, что фанатизм не навязывается
сверху, он возникает изнутри и этим страшен. Идея Варфоломеевской ночи вызрела в
ремесленных цехах тогдашнего Парижа. Ремесленники, которые в обычное время выступали
в роли хоругвеносцев - носили хоругви и различные святыни во время религиозных процессов,
- стали той питательной средой, в которой возникла идея убивать гугенотов, и они
же претворяли эту идею в жизнь. Поэтому, видимо, можно говорить о корпоративной
природе фанатизма.
Но мы пока так и не дали определения
фанатизма. Для Белля, например, это любая первобытная форма религии. Дикари, которые
приносили жертвы в лесах далекого прошлого - они и были фанатиками. Соврешенно иное
определение в «Философском словаре» дает Вольтер: суть фанатизма заключается в том,
что фанатик, отстаивая ту ортодоксию, хранителем которой он себя считает, готов
казнить и убивать. Это, наверно, максимально жесткое определение. Фанат - далеко
не всякий защитник ортодоксии, далеко не всякий фундаменталист. Фанатизм начинается
там, где у человека появляется желание гнать, казнить, убивать несогласных. Это
очень важно понять, потому что во времена Советской власти, например, к фанатикам
причисляли таких мирных людей, как Сергий Радонежский или Серафим Саровский.
С другой стороны, слова «фанатик», «фанатизм»
- это ярлыки, потому что сам про себя человек не скажет: «Я - фанатик». Это термин,
который употребляется только по отношению к другому. И не употребляется по отношению
к тому, кого мы понимаем. Определить фанатизм по-настоящему, всерьез не так-то просто.
Кто такой вообще фанатик? Может, это маска на манер античных? Когда мы говорим о
фанатизме, нужно быть очень осторожными и не зачислять в фанатики всех без разбора.
Поскольку самоидентификация фанатика
исключена, приходится анализировать со стороны. Допустим, греки не были фанатиками,
потому что, приходя в другие страны, они узнавали в чужих богах своих богов. У греков
не было Священного Писания, греки охотно - как позже и римляне - принимали культы
других народов, других религий. В античном Риме были храмы всех религий. И воспринималось
это абсолютно адекватно. Христианство с самого начала воспринимается как истина
в конечной инстанции, и поэтому почти непременно тенью христианства становится фанатизм
- тот фанатизм, который проявился в инквизиционных процессах, в сожжении книг античных
авторов. Почему греческие поэты 7-8 веков до н.э. дошли до нас только в цитатах
поздних авторов? Потому что их книги были сожжены. С этого начинается история христианства
как государственной религии. Следует подчеркнуть, что сначала, пока христиан не
поддерживало государство, пока императоры не были христианами, фанатизма не было.
Значит, еще одна характеристика фанатизма - зарождаясь где-то внутри массы, он обязательно
поддерживается сверху.
Вольтер призывал разделять понятия «фанатик»
и «энтузиаст». В частности, Игнатия Лойолу он относил к энтузиастам. Святой Игнатий
не стриг ногти и волосы, не спал месяцами, но он никого не убивал и никого не призывал
делать это. Поэтому Вольтер, который очень не любил Лойолу как выразителя католических
идей, подчеркивал, что Лойола - энтузиаст, а не фанатик. Фанатик - это тот московский
священник, который прислал учительнице своего ребенка письмо, известив ее о том,
что он запретил своей дочке учить по-английски текст о Дне Святого Валентина, потому
что этот день пропагандирует проституцию, праздник этот нехристианский и т.д. Фанатик
обычно ограничивается тем, что распространяет взгляды подобного рода, но когда эти
взгляды укореняются в больной голове, случаются беды.
Фанатическая масса очень легко либо выдвигает
из своих рядов вождя, либо идет за вождем, что можно увидеть на примере Германии
и Гитлера. Бывают и фанатики-одиночки, не нашедшие активных сторонников.
Фанатик концентрируется на образе врага,
его мышление трансформируется, поэтому игры в разжигание фанатизма опасны.
На последних Рождественских чтениях митрополит
Кирилл, рассуждая об обострении отношений между Русской православной церковью и
Римско-католической церковью, сказал, что когда используются трудности страны, чтобы
закрепиться в ней - это духовная агрессия. По словам митрополита Кирилла, после утверждения
епархии католики стали претендовать на создание поместной католической церкви в
России. Это означает, что вся Россия стала «их» территорией. Разумеется, учившийся
в Риме, достаточно образованный и широко мыслящий митрополит Кирилл так не думает.
Он знает, что весьма малочисленные в России католики никакого реального влияния
на религиозную ситуацию не имеют. Аналитика свидетельствует - никакой католической
угрозы не существует. Тогда почему же митрополит Кирилл говорит о ней? Митрополит
известен в церковных кругах как западник, как либерал - именно за это его и не любят.
Но сегодня, когда возникает вопрос о том, кто будет следующим патриархом, митрополиту
необходимо заручиться поддержкой большинства, поэтому он разыгрывает антикатолическую
карту: встречается со священниками и с мирянами, настроенными против католиков,
считающими католиков врагами христианства, и т.д., что очень плохо согласуется с
регулярными встречами патриарха с католическими епископами, которых патриарх называет
братьями. Понятно, что есть цивилизованная политика, которую проводит Московская
Патриархия, есть нецивилизованный взгляд темной массы и есть игра на фанатизме.
Думается, митрополит Кирилл играет в очень опасные игры, потому что искра ненависти
может вызвать большой пожар, о чем мы знаем на примере погромов в синагогах и протестантских
храмах.
Католики в глазах мрачно настроенного
православного человека - это страшные враги, от которых исходит опасность. Это хорошая
иллюстрация к тому, что фанатизм вообще склонен демонизировать врага, видеть во
враге такую угрозу, перед которой можно испытывать только иррациональный страх и
которой надо сопротивляться всеми силами. Наверное, именно поэтому фанатик практически
всегда становится некрофилом (если использовать этот термин по Фромму) и стремится
живое превратить в неживое, убить, запретить, растоптать, закрыть и т.д. Не случайно
же сегодня в среде духовенства и мирян очень популярна идея канонизации Григория
Распутина.
Для фанатика очень привлекательна идея
превращения человека в труп, поэтому надо запрещать, гнать, казнить. Если невозможно
казнить физически - надо казнить морально. Фанатик очень любит убивать словами -
убивать в действительности, реально. У фанатика идея «иметь», «господствовать» доминирует
над «быть» - опять же по Фромму. Фромм пишет и о том, что фанатику свойственно идеализировать
прошлое и жить прошлым, и это действительно характерно для наших фанатиков, которые
говорят, что вся правда - в прошлом, прошлое - это идеал, и т.д. Фанатик горит ненавистью,
причем эта ненависть поэтизируется и возводится в ранг святого чувства, в его идеологии
нет ни любви к жизни, ни радости, ни стремления к созерцанию.
Как и что мы можем ответить людям, которые
исповедуют такие взгляды? Нельзя закрывать глаза на то, что и среди православных
в России, и среди мусульман, и среди других конфессий есть фанатики. В некоторых
случаях это маргиналы, но сегодняшние маргиналы завтра могут превратиться в достаточно
консолидированную силу. Мой приятель - Альбрехт Диле, немецкий историк и филолог,
занимающийся классической древностью, сын лютеранского пастора, умершего в конце
1930-х годов, рассказывал, что его родители смеялись над Гитлером, пока тот не пришел
к власти. Мы знаем, что из этого вышло. Поэтому фанатический маргиналитет - это
явление, которое приходится принимать во внимание, о котором необходимо говорить
и задумываться.
Бацилла фанатизма очень легко распространяется
в религии, когда религия чувствует поддержку со стороны. В независимой религиозности
практически не бывает фанатизма.
Что делать? Во-первых, конечно, необходимо
просвещение. Около десяти лет назад в Москве был создан Свято-Тихоновский православный
институт, студенты которого не ищут врага, а изучают библейские языки, изучают другие
древневосточные языки библейского ареала, типа арамейского, древнеегипетского и
т.д., и учатся по-настоящему хорошо и по-настоящему серьезно. Просвещение - это
очень важный компонент в преодолении фанатизма. Во-вторых, проповедь биофильского,
используя термин Фромма, христианства. Когда человек начинает жить в измерении встречи
с богом, тогда вся шелуха, которая делает религию идеологией, а верующего человека
- носителем этой идеологии и очень часто фанатиком, сама собою отпадает.
Огромный опыт для православия - это опыт
существования православия в изгнании. Это православие, не зависимое от власти: власть
его не гнала, власть его не давила, власть его не использовала, как это было в советские
времена, власть его не пыталась использовать и возвысить, как это часто происходит
сейчас, - оно развивалось абсолютно независимо, и в нем нота фанатизма отсутствует
начисто.
Я подчеркиваю, завершая, что религиозность,
свободная от опеки власти, как правило, не может быть фанатичной. Это еще один существенный
компонент. Фанатизм, вырастая в какой-то темной массе непросвещенного населения,
всегда опирается на поддержку силы.
Источник: tolerance.ru
© Интернет-портал
«Credo.ru», 25.06.2007
г.
