О «молчании Будды» написано
множество научных книг и статей. Согласно преданию, когда Гаутаму Будду
спрашивали о природе мира, его происхождении и законах мироздания, он отвечал
«благородным молчанием».
Трактовки
этого предания разные. В своей книге «Древнеиндийская цивилизация»
Г.М.Бонгард-Левин отмечает: «Будда объяснял свое нежелание высказываться по
этим вопросам тремя причинами: проблемы непосредственно не связаны с
практическими нуждами человеческой жизни, не вытекают из положений доктрины,
наконец, не способствуют прекращению страданий» (а они, как утверждает учение
Будды, и составляет самое человеческую жизнь).
Итак,
Будда загадочно молчит. Но буддология, за полтора столетия накопившая, поистине,
необъятный материал, позволить себе молчания не может. Одна из трех мировых
религий – и самая древняя из них – продолжает привлекать внимание
исследователей. Рождаются научные школы, ведутся острые споры. И если бы только
эти споры были ограничены академическими аудиториями и страницами научных
журналов! Сложнейшее философско-религиозное учение, не имеющее цельного единого
канона, а распавшееся на ряд самостоятельных, часто весьма разнящихся
ответвлений, получило в наши дни неожиданную поддержку со стороны «широких
масс» его новомодных поклонников. Нет нужды подробно говорить о том, насколько
далеким от оригинального учения является
адаптированный, упрощенный буддизм…
Сегодняшние
интерпретаторы его находят в буддизме и «атеизм», и конкретную социальную
программу для стран третьего мира, и этику, адекватную ядерно-космическому
веку, и прозрения, будто бы предварившие самые последние открытия
ученых-естественников.
«Поражает
та разнородность оценки, которую можно найти по отношению к буддизму. Буддизм
является силою, к которой одни относятся с крайним отвращением, другие с
чрезвычайной симпатией; на буддизм указывают как на пример бессмысленного
идолопоклонства, не заслуживающего вовсе названия религии, то опять как на
пример религии, равной христианству, даже как на религию, примиримую с
современной наукой, как на религию будущего».
Трудно
поверить, что эти столь современно звучащие строки написаны выдающимся
отечественным буддологом О.О.Розенбергом более семи десятков лет назад…
Между
прочим, русская советская школа буддологов долгое время была в числе передовых,
внесла огромный вклад в развитие мировой науки. Однако затем ее постигла
печальная участь многих наук, представителей которых отправляли в изгнание,
гноили в лагерях, физически уничтожали. Подобно генетике и кибернетике, тяжкой
участи не избежала и отечественная буддология.
Сегодня,
когда мы, пользуясь библейской метафорой, собираем многие камни, разбросанные
по недомыслию либо злой воле «корифея всех наук», настал черед восстановления в
научных правах и буддологии. Пришло время ее нового – обращаясь теперь уже к
буддийскому сравнению – «поворота колеса дхармы». Так буддисты называют первую
проповедь, произнесенную по традиции Гаутамой в окрестностях Варанаси;
последователи буддийского учения верят, что тот поворот положил начало «царству
праведности»…
О восстановлении
исторической справедливости по отношению к отечественной буддологической школе,
о перспективах ее нового возрождения наш корреспондент И.Николаева
расспрашивает известного востоковеда, вице-президента Международной ассоциации
по санскритологии, лауреата премии Дж. Неру и Государственной премии СССР,
члена-корреспондента АН СССР Г.М.Бонгард-Левина.
Но
предварим интервью краткой исторической справкой…
Развитию интереса к
буддизму в России способствовало ее географическое положение, тесные связи с
Востоком. Уже Петр I держал при своей
канцелярии чиновников, знавших тибетский язык, а в первой половине XVIII века под руководством приехавшего в Петербург индийца
Сонбхары началось изучение санскрита.
В XIX веке возникла отечественная школа индологии и буддологии.
Среди основателей ее – И.П.Минаев
(1840-1890), один из лучших в мире знатоков раннего буддизма. По написанной им
грамматике языка пали, языка раннебуддийского канона, учились даже в странах
Востока. Минаев много путешествовал по Непалу, Бирме и Цейлону, собрал и
подарил Российской Академии наук богатейшую коллекцию древних рукописей,
воспитал многих крупных ученых, в частности, будущих академиков С.Ф.Ольденбурга
и Ф.И.Щербатского.
С.Ф. Ольденбург (1863-1934)
– одна из самых ярких фигур мирового востоковедения и
буддологии, разносторонний ученый, прекрасный знаток языков, истории и культуры
Индии, Тибета, Китая. С его именем связано такое выдающееся международное
начинание, как «Библиотека Буддика» - собрание оригинальных и переводных
буддийских текстов, в основном санскритских и тибетских сочинений, связанных с
«северной» разновидностью буддизма – махаяной. Исследование именно северного
буддизма явилось принципиально новым подходом, поскольку господствовавшей буддологической
школой считалась тогда южная или палийская школа. Ее сторонники – многие
крупнейшие ученые - считали, что только палийский канон является истинным
отражением доктрины Будды.
Сергей
Федорович Ольденбург стал фактически родоначальником изучения буддийских
текстов и буддийской культуры Центральной Азии. Под его руководством в
1909-1910 и 1914 –1915 годах были успешно проведены две Русско-туркестанские
экспедиции, открыты уникальные буддийские памятники культуры (в их числе 1000
пещер Дуньхуана), собрана коллекция
буддийских рукописей на санскрите, публикация которых составила целую
эпоху в мировой буддологии.
Лучшим
знатоком буддийской философии и логики в мировой буддологии по праву считается Ф.И.Щербатской (1866
–1942). Его труды у нас и за рубежом пользуются высочайшим авторитетом.
Блестящий текстолог, он издал в «Библиотеке Буддике» оригинальные буддийские
сочинения на санскрите и тибетском языке и написал комментарии, что явилось
важнейшей вехой в истории буддологии, в изучении северного буддизма.
После
революции буддологические исследования не прекращались. В конце августа 1919
года в Петрограде по инициативе Ольденбурга Отделом по делам музеев и охраны
памятников искусства и старины была организована 1-я буддийская выставка. Это
был научный подвиг: в опустевшем голодном и холодном городе, среди всеобщей
разрухи – создать яркую панораму памятников буддийской культуры из Индии,
Монголии, Тибета, Восточного Туркестана, хранившихся до этого в различных
музеях России. Организаторы выставки преследовали истинно благородную цель –
пробудить в массах интерес к Востоку, буддийской культуре.
В 1927
году, учитывая важность дальнейшего развития отечественной буддологии,
Ольденбург и Щербатской выступили с идеей организации в АН СССР Института
буддийской культуры. В мае следующего года постановлением Совета Народных
Коммисаров этот институт был утвержден. Его первым директором стал академик Щербатской.
- Григорий Максимович, а что потом? Что случилось с
нашей буддологической школой в 30-е годы? То же, что и с другими ?..
- К началу 40-х годов
лучшие традиции отечественной школы были утеряны, преданы забвению.
Как мы
знаем, с 30-х годов в религиоведении стал доминировать ненаучный
вульгаризаторский подход. Запрещались позитивные оценки религиозных письменных
памятников, а подлинно научные религиоведческие исследования подменялись грубой
атеистической пропагандой.
Не
обошли стороной и буддологию. В 1930 году закрыли Институт буддийской культуры,
спустя шесть лет прекратила существование «Библиотека Буддика»; было приостановлено
издание многих солидных трудов по буддологии. Исчезали имена и люди. В 1935
году совсем молодым умер выдающийся ученый Е.Е.Обермиллер. Через два года
арестовали ближайших сподвижников и самых одаренных учеников Ольденбурга и
Щербатского – М.И.Тубянского, А.И.Вострикова и Б.В.Семичова. Первый погиб в
лагере. Востриков, один из лучших в мире тибетологов, как свидетельствуют
очевидцы, был замучен во время допроса. В 1975 году я встречался в Улан-Удэ с
Семичовым, ставшим после реабилитации
научным сотрудником Бурятского института общественных наук. После многих
лет работы в сибирской тайге, на лесоповале, это был уже сломленный
человек… В 1942 году, во время
эвакуации, умер Федор Ипполитович Щербатской – продолжить его исследования
фактически было уже некому. Многих унесла, конечно, и война. Потребовалось
несколько десятилетий, чтобы началось возрождение отечественной буддологии.
В
архивах сохранились работы репрессированных ученых, хотя далеко и не все.
Многие были утрачены или уничтожены. Некоторые значатся по описям, но не
обнаружены. Наша задача разыскать и вернуть к жизни эти труды, сделать их
достоянием отечественной и мировой науки.
- В 1915 году в Петрограде был построен буддийский
храм. Как сложилась его дальнейшая судьба, открыт ли он сегодня?
- Еще до его
сооружения Щербатской предложил перевезти по морю в Петербург древний
индуистский храм из Бомбея. Его активно поддержал Николай Константинович Рерих, в творчестве которого
в то время Индия уже заняла прочное место.
Однако эта идея оказалась финансово неосуществимой. Тогда и возникла мысль о строительстве храма
в Петербурге. Строительство было начато в 1909 году и закончилось только спустя
шесть лет. Многим, очевидно, знакомо это великолепное трехэтажное здание на
Приморском проспекте, 91. Ранее в храме были алтарь, специальные места для лам,
различные буддийские культовые предметы, буддийские иконы – бурханы,
библиотека. Создатели надеялись, что храм станет не только местом отправления
культа, но и своего рода центром изучения буддизма и буддийской культуры. Так и
получилось: в течение многих лет в храме собирались не только верующие, но и
ученые, старавшиеся понять и сохранить живые традиции буддийской религии и
культуры.
Но в
1938 году храм был закрыт, а его имущество – статуи, бурханы, украшения,
рукописи и книги, предметы культа – поступило в Музей истории религии и
атеизма. Вскоре в здании на Приморском проспекте разместились другие
учреждения, затем оно было передано институту зоологии АН СССР, который
является его хозяином и поныне.
Судьба храма
тревожила Дж. Неру, руководителей Бирмы, Н.К.Рериха, но в течение многих лет
положение не менялось. Лишь в ноябре 1970 года по решению Ленгорисполкома
здание было взято под охрану государства как памятник архитектуры. Но
потребовалось еще больше десятилетия, чтобы получить разрешение о передаче его
после освобождения Институтом зоологии
в аренду Музею религии и атеизма. Так решил Ленгорисполком в июне 1981
года, но и по сей день зоологи переезжать не спешат. Смею полагать, что для
размещения зоологических служб и коллекций есть места получше, чем буддийский
храм, тем более что одна из основных заповедей буддизма – «неубиение живых
существ». Надеюсь, что буддийский храм в Ленинграде все-таки будет освобожден
зоологами, станет центром изучения буддийской культуры.
- А какова судьба других буддийских храмов – в
Бурятии, Калмыкии, Туве, везде, где живут приверженцы буддизма?
- В XVIII веке там были
построены десятки буддийских храмов. К примеру, в Бурятии – главном центре
буддизма в СССР – до первой мировой войны было 45 дацанов, в них служило около
1500 лам. Все дацаны, за исключением Гусиноозерского, Цугольского и Агинского,
были полностью уничтожены в 30-е годы… Позднее из лагерей вернулись несколько
сот лам. В храмы стали поступать уцелевшие памятники искусства, предметы
культа, рукописи. Иволгинский дацан, в котором сейчас находится глава
Центрального духовного управления буддистов СССР – Бандидо Хамбо-лама
Жимба-Жамсо Эрдынеев – был заново построен после 1946 года, когда буддизм был
легализован. В прошлом году верующим было передано здание Цугольского дацана в
Читинской области, где до этого размещалась воинская часть. Оно находится в
аварийном состоянии.
Сейчас в Иволгинском
дацане служат около 40 лам, в Агинском – около 20. В этих храмах сосредоточены
ценные коллекции рукописей и ксилографов – соответственно 50 и 30 единиц
хранения, и ленинградские буддологи приступили к научной обработке этих фондов.
Не менее трагичной
оказалась участь буддистов Калмыкии и Тувы. К середине XIX века в Калмыкии было
более сотни храмов и 5 тысяч лам. В 30-е годы все здания были уничтожены, ламы
арестованы, верующие буддисты подверглись гонениям. Сейчас положение меняется,
проектируется строительство монастыря около Элисты.
И, наконец, Тува. В
1914 году там было более 20 храмов и 4 тысячи лам. И снова в 30-е годы – все
храмы и молельни уничтожены, буддийское духовенство физически истреблено. Чудом
уцелевшие тибетские и монгольские рукописи и ксилографы хранятся ныне в Кызыле
в Тувинском республиканском краеведческом музее. Но эти коллекции не
обработаны. Только благодаря энтузиазму молодых ленинградских буддологов и
религиоведов начата их научная реорганизация.
Разгром
буддологической школы неминуемо вел к утрате многого из культурного наследия
народов буддийского ареала, а это, в свою очередь, повлияло и на наш авторитет
в буддийском мире. К счастью, с середины 50-х годов, особенно после приезда в
СССР Ю.Н.Рериха, наша буддология стала возрождаться.
- Интерес наших читателей к семье Рерихов традиционен.
О Николае Константиновиче известно довольно много, меньше – о его старшем сыне
Юрии, посвятившем себя исследованию восточных языков, философии, религии. Вы – ученик
Юрия Николаевича. Расскажите о нем. Как вы оцениваете его роль в возрождении
советской буддологической школы?
- В один из осенних
дней 1957 года мне, недавнему выпускнику МГУ, руководство Института
востоковедения (где я работал младшим научным сотрудником) поручило встретить
на вокзале прибывавшего из Одессы Юрия Николаевича Рериха. Судьба для меня
распорядилась счастливо, хотя я тогда плохо представлял важность этой встречи.
И, конечно, не предполагал, что всемирно известный ученый-востоковед, автор
капитальных научных трудов станет моим учителем и наставником, определит круг
научных занятий. В то время в Советском Союзе мало знали о востоковедческих
трудах Рериха, хотя его имя в мировом востоковедении было хорошо известно,
капитальные работы пользовались высочайшим авторитетом в востоковедческом
научном мире. Он привез в Москву крупную коллекцию тибетских ксилографов, памятники буддийского искусства
и прекрасную библиотеку. Часть его багажа составляли картины отца,
пользовавшиеся в России популярностью – в соответствии с завещанием Ю.Н. Рерих
возвращал их на Родину.
Коренастый, крепкого
телосложения, закаленный в труднейших экспедициях, это был вместе с тем
удивительно мягкий, даже застенчивый человек, с добрыми, умными глазами, с
почти молниеносной реакцией превосходного наездника и умелого охотника. Он
великолепно знал многие языки: греческий, латынь, санскрит, тибетский,
китайский, монгольский, живые языки Индии. Немного старомодным казался и его
удивительно даже изысканный
петербургский – истинно интеллигентный
русский язык, который редко услышишь в наши дни.
Древнеегипетский
язык влек Юрия Рериха еще в гимназии. Возможно, немалую роль в этом сыграл выдающийся русский египтолог
Б.А.Тураев. Потом Юрий Николаевич окончил индо-иранское отделение Школы
восточных и африканских исследований при Лондонском университете и индийское
отделение Гарвардского университета в США, после чего совершенствовал свои
знания в Школе живых восточных языков при Сорбонском университете.
К моменту
организации первой центрально-азиатской экспедиции Рерихов в 1923 году ему не
исполнилось и 22 лет, а это уже был ученый-профессионал высочайшего класса.
Блестящее
образование позволило Юрию Николаевичу вести самостоятельные исследования по
тибетскому языку, этнографии, археологии, древней истории Центральной Азии. В
Сиккиме он написал свою первую крупную работу – «Тибетская живопись». Другим
выдающимся трудом стал его перевод средневекового тибетского исторического
сочинения «Голубые анналы».
С конца 20-х годов
Юрий Николаевич вместе с родителями и братом жил в Индии, в основном в северной
ее части. В предгорьях Гималаев, в долине Кулу, он начал подготовку
тибетско-санскритско-англо-русского словаря, работу над которым считал делом
жизни. В1979 году мне довелось по приглашению Святослава Николаевича провести у
него в Кулу почти 10 дней. Ю. Рерих не просто руководил работами Института
«Урусвати», вел полевые лингвистические
и этнографические исследования, изучал буддийские традиции. Здесь, в
долине Кулу, он имел «живую лабораторию» для изучения разговорного тибетского
языка, знакомясь в многочисленных храмах с культовой практикой буддийских школ,
встречаясь с крупнейшими индийскими учеными.
Неудивительно, что
Юрий Николаевич, вернувшись в СССР, всего за два с половиной года сумел поднять
буддологические и тибетологические исследования в нашей стране на качественно
новый уровень.
Он считал, что буддолог
должен свободно владеть несколькими восточными языками, и сам преподавал
санскрит, тибетский язык, консультировал ученых по истории и культуре буддизма,
монгольским и китайским текстам. По приглашению Юрия Николаевича в Институте
востоковедения курс пали вел крупнейший цейлонский ученый, посол Шри Ланки в
СССР профессор Г.Малаласекера. Возобновилось
издание «Библиотеки Буддики».
Возглавляемая Юрием
Николаевичем московская школа играла заметную роль в развитии нашей буддологии,
восстанавливались добрые традиции и в других городах, где стали работать его
ученики. Казалось, отечественная буддология обретает свое новое рождение…
Но 21 мая 1960 года
Юрия Николаевича не стало: острый инфаркт миокарда. Тогда его смерть
воспринималась нами очень личностно, как потеря любимого учителя. Теперь мы
понимаем всю невосполнимость этой утраты для отечественной науки.
Думаю, что в кончине
Юрия Николаевича есть и вина тех, кто его окружал, особенно тех, кто своим
волевым решением определял пути развития отечественной буддологии, тибетологии,
индологии. Почти все понимали масштабность личности Рериха как ученого и
патриота России, тем не менее,
отношение к нему было неоднозначным. Его упрекали в религиозности, в
непонимании марксистского учения…
Слышал я и совершенно нелепые,
чудовищные обвинения в его адрес. После выхода перевода «Дхаммапады», одного из
основополагающих сочинений раннего буддизма, переводчик текста В.Н.Торопов и
Ю.Н.Рерих – ответственный редактор – были обвинены в апологетике буддизма, в
распространении «чуждой концепции» историчности Будды. Снова закрыли
«Библиотеку Буддику», а на собраниях начались, как мы привыкли говорить,
проработки… Тяжело об этом говорить, но уберечь Юрия Николаевича мы не смогли.
- Известно, что систематическое издание буддологических
трудов, буддологических сборников, а также переводов буддийских сочинений
возобновились в 70-х годах, спустя 10 лет после смерти Юрия Николаевича Рериха.
Эту новую волну, наверное, можно расценить как восстановление лучших традиций отечественной буддологии. Согласны ли Вы с этим?
- Это звучит слишком
оптимистично. Восстановить школу Ольденбурга и Щербатского вряд ли возможно… Но, действительно, за
последние полтора десятилетия достигнуты заметные успехи, и немалую роль в этом
сыграла, безусловно, личность Юрия Николаевича Рериха. Отличительная черта
нашей буддологии сегодня – обращение и к современной истории буддизма, изучение роли его в
политических и историко-культурных
процессах, происходящих в Азии (особое внимание этой тематике уделяется в Москве).
Число работ по современному буддизму растет, и это естественно, однако их
авторы не всегда профессиональные буддологи. Многие не освоили по
первоисточникам основ буддийской доктрины, религиозно-философской традиции и
часто допускают чисто буддологические ошибки. Поэтому считаю, что подъем
профессионализма – одна из главных
задач советской буддологии сегодня.
Хочу особенно
отметить тот вред, который наносят непрофессиональные, написанные с вульгарно
заземленных позиций популярные работы, цель которых – не научное изложение
буддийской доктрины, истории и культуры буддизма, а лишь острая критика этой
религиозно-философской системы. Такая позиция вызывает негативную реакцию во
многих буддийских странах Азии и главное – лишает советских читателей возможности
понять специфику буддийской культуры, особенности буддийской философии.
Рождает, с одной стороны, неуважительное отношение к культурному наследию стран
буддийского ареала, а часто и полное неприятие этого наследия, а с другой –
апологетику буддизма, подверженность ей тех, кто имеет о буддизме самое
поверхностное и искаженное
представление. Я специально остановился на этом явлении, ибо если не обратить
на него внимания, то отрицательные последствия могут стать серьезным
препятствием для нравственного и общекультурного воспитания.
А в перспективе…
Хочу особо подчеркнуть необходимость решения двух вопросов: скорейшей
каталогизации, описания и публикации
буддийских текстов, которые хранятся в наших рукописных фондах, а также
подготовки квалифицированных кадров
буддологов. Думаю, что без решения второго вопроса мы можем вновь растерять
многое из того, что уже достигла отечественная буддология.
- Как Вы
оцениваете современные научные связи наших ученых? Наверное, развитие советской
буддологии могло быть более интенсивным в случае участия ученых в различных
международных организациях? Как обстоит дело с созданием советской ассоциации
буддологов?
- Начну с последнего
вопроса. О необходимости создания советской буддологической ассоциации
говорится уже в течение многих лет. Вопрос обсуждался и на I Всесоюзной
конференции буддологов в Улан-Удэ (1977), и на II, проходившей в
Москве (1987). К сожалению, до сих пор ассоциация не создана, но, надеюсь, это
произойдет в самое ближайшее время. Тогда можно будет вступить в Международную
ассоциацию по буддологии. Руководители этой ассоциации, созданной в 1977 году,
прислали в АН СССР и в Институт востоковедения приглашение советским ученым
вступить в Ассоциацию. Никто не возражал, но никто не давал согласия. Молчание
объяснялось, в частности, ссылкой на то,
что при вступлении нужно ежегодно платить взнос в размере 30-50
долларов…
К сожалению,
оторванность от мировой буддологии отрицательно влияет на развитие нашей науки.
Мы не располагаем новейшей научной информацией. Участвуя в международных
буддологических конференциях, советские ученые не имеют права, например, даже
на получение изданий и журнала Ассоциации. Между тем, членами ее давно стали
буддийские центры многих стран мира, в том числе и социалистических. Устав
Ассоциации предусматривает также индивидуальное членство, и этим правом
воспользовались практически все крупнейшие буддологи мира. Наше вступление в
Международную ассоциацию по буддологии, несомненно, будет способствовать
укреплению авторитета советских ученых и сотрудничеству с известными
буддологами мира.
- В Москве работают и учатся тысячи людей из
буддийских стран, сотни советских граждан из районов традиционного
распространения буддизма. Как Вы считаете, имеют ли они право ставить вопрос о
создании буддийского храма в Москве?
- За последние
десятилетия во многих странах Европы и в Америке стремительно возрос интерес к
буддизму, увеличилось число последователей буддийского учения. Эти сдвиги в
духовном развитии коснулись и нашей страны. Правда, у нас этот интерес тоже
нередко перерастает в ажиотаж. К буддистам причисляют себя люди, практически
ничего не знающие об этом учении и привлеченные лишь экзотикой буддийского
культа. В связи с этим я поставлю вопрос иначе: целесообразно ли создать в
Москве центр по изучению буддизма и
буддийской культуры? И отвечу утвердительно: его создание очень желательно. В
нем могли бы проводиться выставки памятников буддийского искусства, лекции по
истории буддизма, такой центр помог бы разобраться в своих симпатиях,
суждениях, склонностях. И если бы не остановил, то, по крайней мере, замедлил
процесс дилетантского и стихийного отношения к буддизму – этой сложнейшей
религиозно-философской системе.
© Журнал «Наука и
религия» N 7, 1989 год.