B.А.Вераксо

Восемь Встреч с Учителем

(часть2)

 

Хочется охарактеризовать Настав­ника в общественной деятельности на общее благо. В работе служебной, об­щественной, профессиональной труднее всего, не утеряв своего сокровенного облика, остаться самим собой. Сущест­вует взгляд, что это невозможно, даже не нужно. Как, например, физик или астроном могут проявить свое сокро­венное в жизни?

В "Чаше Востока" названо доста­точно имен близких эпох. Тиндаль работал в области акустики инфра­красных лучей, Локмер изучал область астрофизики и электроскопии. Назы­вают Фламмариона, бывшего бессо­знательным проводником. Он - попу­ляризатор астрономии. Его книга "Живописная астрономия" издана на всех языках мира и заслужила похвалу Учителей. К сожалению, ложно понимаемая общественность теснит инициативу, убивает творческую ориги­нальность.

Общественный, государственный, политический стандарты ломают порыв индивидуальности, а если индивидуальность недостаточно сильна, она легко теряет себя в русле безликой стадности. Все же мне мыслится, нельзя не назвать и в нашей жизни, в нашей действительности несколько Обликов, которые в своем выявлении, не утеряв себя, все же смогли идти в ногу с эпохой.

Такими были врач и физиолог Пав­лов, физик Курчатов и инженер-конст­руктор Туполев, успешно проявляющий себя в области самолетостроения.

Драма Наставника была в том, что его профессиональный облик должен был найти приложение в обстановке, которая с особой боязнью и опасением допускала проявление тех бесценных сокровищ, которые были накоплены в менее боязливой общественной среде.

Эта "капиталистическая" среда тер­пела освещение жизни, быта и куль­туры "отсталых" народностей не толь­ко с точки зрения экономически-классовых отношений или феодально-рабовладельческих, но и не видела опасности в идее о том, что религиоз­ные факторы у этих народностей были могучими двигателями их духовного и морального прогресса. И в том, что храмово-религиозное творчество соз­дало бесценные памятники искусства и красоты, на образцах которого при­ходится учиться европейцам.

Прошедший большую школу рас­познавания, Ю.Н. видел односто­ронность как одного, так и другого взгляда. Он привык не отрицать ни одного из них, но всю жизнь посвятил объединению их в Высшем Духовном Синтезе. Поэтому первые попытки после возвращения на Родину говорить и выступать объективно принесли ему много огорчительных ударов. Но слиш­ком прекрасна Душа была у этого Человека и слишком открыты и прав­дивы действия, чтобы считать его врагом.

Быстро шло время. Не годами, а месяцами происходили перемены. Ши­рота материальной "заботы о человеке" перерастает в беспокойство о его "ду­ховном росте".

Не знают, что творят люди. Пусть думают, что их руки строят самолеты, их мозги исследуют чудеса энергии атома, пусть думают, что Рерих и его сын полезны для "духовного роста" граждан, хотя и идеалистичны. Но ведь творческую фантазию сказок назвал когда-то Горький двигателем культуры. Ведь они только прекрас­ные фантазеры, потому не так опасны, ибо не возвращают народ к религи­озным предрассудкам. Все это видел и чувствовал, понимал Наставник.

И видел он — сама Жизнь шла навстречу Его Миссии, перемешивая удивительные удачи с огорчениями. Сегодня приглашают читать лекции о буддизме преподавателям марксист­ских дисциплин музеев, завтра зовут на совещание в Министерство культу­ры, где обсуждался вопрос об искус­стве Индии, послезавтра он дает кон­сультации о неисследованных остат­ках древних культур...

Он ведет аспирантуру, редактирует, помогает молодым авторам, ездит в азиатские республики для помощи в организации работы и освоении го­воров монгольских и тибетских. Рабо­тает с утра до сумерек. И все же "чья-то рука" норовит толкнуть, "кто-то" пытается укусить.

"Дхаммапада", на редактирование которой положено много сил, перевод которой осуществлен с пали под руко­водством Ю.Н., и комментарии к это­му переводу составлялись тоже с его помощью, имеет странные и непонят­ные на первый взгляд противоречия: на заглавной странице крупным шрифтом отмечено, что "перевод с пали осуществлен сотрудником Института (названа фамилия), а в конце обширного в 54 страницы введения выносится благодарность двум товарищам, «сделавшим много ценных замечаний». Причем оказывается, что перевод сделан с английского текста в книге Радхакришнана и «только учитывались разночтения» ,  - это значит учитывался текст на пали. Тогда к чему же в заголовке : «Перевод с пали»?? когда читаешь эти прилизанные строки, этот микроскопический шрифт – «Ответственный  редактор Ю.Н.Рерих», - нужно почувствовать, сколько благородной крови потеряло это прекрасное сердце.

Конечно, правдивые комментарии давал специалист, лучший знаток в Европе, Ю.Н., но они не были приняты, ибо не были «выдержаны». О какой же благодарности ему могла идти речь? Отсюда и «конфуз» с двойным переводом. Конечно, на совещании, утверждая издание к печати, учли «свободу высказывания».

«Опричнина» выступила во всеоружии, упрекая редактора в идейной невыдержанности, заставившей вынести благодарность «идейным консультантам». Остальные члены совещания кивали сочувственно в сторону автора и благородно молчали.

Если бы Наставник имел больший иммунитет против двуличия, он бы спокойно выслушал «указания», зная, что это «товарищеский совет», и постарался бы более не повторять подобных «ошибок». Но ведь исправление «ошибок» означало изменение «Сокровенного Облика», т.е. невыполнение обета. Пусть это были испытания, но сколько их было за три года креста! Благословенный знал, что Ученик выдержит все испытания, сколько бы их ни было в будущем, но слишком дорого было это Сердце, чтобы допустить его еще барахтаться в тине пошлой обыденщины. Задание выполнено, сдвиг сознаний произведен. Благословенный зовет – «Иду, Господи, для новой работы».

Я имел счастье слышать из уст Наставника три случая блестящего выполнения Веления Жизни. О них скажу дальше.

Просветленное и очищенное сердце имеет тысячу глаз и десять тысяч ушей. Таково было Сердце Наставника. Это большое преимущество для сознания, проникнутого служением Общему Бла­гу, но зло крайне болезненно для фи­зического проводника, пока не выра­ботана сопротивляемость ядовитым потокам эгоистических недобрых мыс­лей, направляемых в адрес его облада­теля. Трудно представить, каким удушающим смрадом низких мыслей и чувств наполнено пространство. Они скользят, как змеи, вылетая бесцельно, бессмысленно из тысячи аур; без конт­роля, почти механически ищут созвуч­ных ответов, чтобы впитаться и усилить своей гнусностью зло для допускающего такие мысли в тайники своей души. Нервные центры, забитые разлага­ющимся астралом, легко впитывают этот ядовитый газ, ибо центры, сами способные создавать низкие мысли, не отличают своего от чужого. Это взаимо­отравление миллионных масс челове­чества нивелирует обычаи, желания, вкусы, толкая все яркое в болото обыва­тельщины. Наставник не только знал, но почти видел эту бездну мрака, окру­жающую неплохие души. Зрительная чуткость его была на границе тонкой видимости. Он всегда вглядывался при­стально в собеседника или в толпу, и было ясно, что он не просто смотрит, но воспринимает. Еще острее был внут­ренний слух. Он часто слышал предуп­реждающий голос Матери, особенно когда приходилось быть в многолюдных собраниях и нужно было принимать неожиданное решение. Понятно, что голос звучал, когда принятое решение могло привести к невыполнению взятого обета.

Всегда чувствуя руку Ведущего, Ю.Н. знал, что должен действовать самосто­ятельно и что помощь дается лишь, когда нужно провести длительную ментальную подготовку, чтобы избежать плохого исхода начатой работы. Был случай, когда Голос о неприятности ожи­давшей звучал задолго до события (ка­жется, за месяц). За несколько же дней предупреждение пришло через посторон­нее лицо. Несколько человек из одного учреждения зашли для консультации. Люди малознакомые. Голос одного из них показался особенно приятным. Ког­да уходили, Ю.Н. несколько задер­жался в кабинете, вопреки обык­новению. В это время входит уже оде­тый "доброжелатель" и буквально повторяет слово, слышанное месяц назад. Было ясно, что этот добрый человек был под симпатическим вли­янием и предостерег от шага, который мог бы иметь печальные последствия.

Активные культурные, научные и экономические связи со странами Азии вызывали большой интерес к искусству и религиозным культам этих стран. Университет культуры организовал лекции по культам и философии ре­лигий для широкого круга препода­вателей общественных дисциплин ву­зов. В программе значилось и зна­комство с буддийским культом. К этому времени (конец 1958 года) в научных сферах столицы пользовались известностью выступления Ю.Н. как знатока буддизма. Его-то и пригласили прочесть несколько лекций на курсах.

"Пришел я за 20 минут до нача­ла, — рассказывает Ю.Н., — в это время читалась лекция об иудаизме. Дверь в аудиторию открыта, и я все слышу. Робость овладела мною, когда я услышал узкое, формальное, лишен­ное жизненной правды изложение. Я подумал, что не смогу дать такого изложения, и уже грустил. После звон­ка вошел в сопровождении декана в аудиторию. Присмотрелся и вижу усталые равнодушные лица. Начал излагать историю распространения буддизма и своеобразные формы, в которые вылилось это учение у разных народов.

В это время слышу перебивающий вопрос к председателю: "Что же это, товарищи? Перед этим мы два часа слушали об еврейской религии, сейчас же начинается о распространении буд­дизма, ведь мы собрались слушать антирелигиозные лекции".

"Вообразите мое состояние, — гово­рит Наставник, — я гляжу и вижу взлохмаченную голову, буквально волчью физиономию, вперившуюся в меня. Председатель, обращаясь на "ты" к "физиономии", просит успокоиться и говорит, что лекции читаются согласно программе. Что прежде, чем бороться и возражать, нужно изучить про­тивника. И неудобно преподавателям вузов возражать по шпаргалкам, не умея объяснить аудитории, почему же  эти "глупые" Учения существуют и имеют последователей многие сто­летия. Мало-помалу слушатели тоже начали цыкать на выступившего, при­том тоже на "ты". Наконец, все стих­ло, председатель извинился и просил продолжать лекцию. Лекция прошла с успехом, вызвала интерес. И этот интерес нарастал по мере того, как я от характеристики культа перешел к морали философии буддизма. После окончания посыпались вопросы, на которые я не успевал отвечать. При­шлось прекратить, ибо следующий лек­тор ждал очереди".

С улыбкой Ю.Н. раскрыл объемис­тый портфель и вынул оттуда груду записок. "Видите, сколько вопросов еще ждет ответов. Вопросы продолжают поступать и по почте".

Видя мою заинтересованность. На­ставник предложил прочесть свой конспект. На что я с великой радостью согласился. Особенно врезалась в память часть философская. С глубокой искренностью цитируя Энгельса и Ленина, Ю.Н. отметил, что эти авто­ритеты не отрицали роли, какую сыг­рали моральные догмы религиозных Учений народов, и роста их культуры. Слушая конспект, я пришел в такой восторг, что попросил разрешения кое-что записать. Сейчас я нашел эти за­писи (часть утеряна) и, пользуясь ими и частично вспоминая, постараюсь восстановить слышанное.

Диалектичность мышления Будды поражает, когда сравниваешь Его воззрения с высказываниями Энгельса. Достойно удивления, как за 2500 лет в Индии появились представления о мире более глубокие, чем в древней Греции. Будда считал бессмыслицей философию, которая могла бы удовлет­ворить все эпохи и века. Ведь мир, по мысли Будды, — это система, где нет ничего вечного и, следовательно, нет и вечной истины.

Энгельс пишет: "Жизнь природы, человечества или наша собственная душевная деятельность представляется бесконечным сплетением связей и взаимодействий, в которой нет непо­движного и неизменного, но все дви­жется, изменяется, возникает и исче­зает". (Цитата из моей записи.) Нель­зя смешивать Учение Будды с тем, во что оно превратилось и что мы изу­чаем под именем буддизма. Учение Будды чистое, глубоко милосердное и простое. Последователи Его, которых насчитывается больше, чем последо­вателей других религий вместе взятых, запутали простые мысли Учителя, огрубили. Они прежде всего объявили Будду богом и на том успокоились. Только немногие могли подняться до понимания простоты и величия Его воззрения и старались распространять и проводить в жизнь данные им вы­сокие моральные принципы.

Известно, что основные идеи Учения Будда передавал устно ученикам и окружающим Его. И только 400 лет спустя после смерти Его тексты вы­сказываний были записаны под на­званием "Трипитака".

Трудно восстановить основные идеи Учения. Раскрытием их занимались ученые-исследователи всех стран мира. В свете этих раскрытий рисуется такая картина: "Все люди — дети одной матери-природы. Все равны перед ней. Князь или раб, богатый или бедный, вельможа или простолюдин — все жи­вут под одним солнцем, все одинаковы перед лицом природы. Преимущест­вом является не знатность, не богатст­во, а поведение человека, его жизнь. Следуй велениям разума, природы, совершенствуй себя, и ты обретешь и мудрость, и знатность, и богатство. В мире господствуют закон и порядок, произволу нет места. Против этого за­кона бессилен любой закон. В том чис­ле и человеческий. Но закон этот не Бог всесильный, сверхъестественный, стоящий над людьми. Зная закон, человек может приспособить к нему свою жизнь и согласовать ее с ним.

Буддизм, возникший сначала на ин­дусской почве, перекликается с древней­шим Учением ведантизма. В Ведах обожествляется природа, а боги имеют власть над людьми. Но власть эта не жесткая, а заботливая, дружественная. Человек доброй жизнью может заслу­жить расположение Богов и даже награ­ду за свои усилия. Боги сильны, но не всемогущи. Многое во Вселенной, как и сама Вселенная, Им не подвластно.

Трудно сказать, насколько история сохранила мысли Будды в чистоте. Слишком высоко стоял дух Учителя над Его временем. Лучшие ученики Будды оказались неспособными вос­произвести Его мысли. Даже любимей­ший из них не был достаточно изо­щрен, чтобы считать его сообщения о сильнейшей философии Будды верны­ми по существу.  

Не удивительно, что впоследствии возникали национальные формы буд­дизма. С полным основанием можно говорить о буддизме китайском, бирман­ском, цейлонском, тибетском. Народная фантазия перемешала принесенные идеи с господствующими ранее религиозными формами, создав свою культуру, обряд­ность, искусство — свой ритуал.

Будда не присваивал себе права со­вершать служения, принимать жертвы, никогда не считал, что какой-либо культ мог помочь в деле снятия с души человека его пороков и привести к доб­рой жизни без воли самого человека.

Индийцы называют диалектику "Кшаника вада". Философы Индии и историки религий считали, что всякое религиозное Учение, возникая, опере­жает эпоху, что состояние сознания людей времен Будды намного отста­вало от передовых идей, которые несла проповедь Будды.

Мощная личность основателя оставила несмываемый след Его Образа, сохранившегося в веках. Не могли забыть последователи Его царственного облика пробужденного Обладателя совершенной Истины, недоступной смертным.

Поэтому легенда о рождении в семье раджпутского клана, в двухстах километрах от Бенареса, ребенка — будущего посланника Божия, была легко и благоговейно принята народом. (По другому преданию Будда родился в южной части Непала.)

С детской наивностью слушали тол­пы сказание о том, что 29-летний царе­вич покинул родителей, жену и только что родившегося сына и стал санисиком. После семи лет размышлений и внутренней борьбы он принял имя Будды — просветленного.

Сорок лет он проповедовал новое Учение в окрестностях Бенареса и Бихара. Восьмидесяти лет отошел в Нир­вану. После смерти Учителя первые века оставили память в нескольких учени­ках — последователях новой религии. Образы их, достойные удивления, набожно сохранились в букете легенд, таких же священных, как и легенды о Будде. Подражание Учителю, осущест­вление в жизни Его милосердного и простого Учения были свежи в памяти, а потому и легко применимы.

Мало-помалу время стерло чистоту и глубину идеала простой жизни, за­менив его диалектически противопо­ложным, но более легким в выполне­нии — блестящим культом поклоне­ния образу Будды.

Образовались общины буддийских монахов на Цейлоне, в Бирме, Сиаме, Непале, Тибете, Китае, Японии, Камбод­же, на Яве, Суматре, которые ставили целью широкую пропаганду в массах. В отличие от других религий, свято охраняющих священный язык, на котором писались канонические книги, буддизм, распространяясь среди самых различных стран и народов, стремился усвоить местные наречия, переводил и истолковывал народу книги на родном языке. Этим он был популярен и почитаем народом. К услугам про­поведников создавалась обширная ли­тература из легенд, биографий, притчей, полурелигиозных рассказов о преды­дущих жизнях Будды. Все это легко усваивалось и вызывало волны почи­тания и преданности. Интересной чер­той буддийских общин была их корпо­ративность. В отличие от монастырс­ких объединений других культов, общины буддийские получаемые ими дарственные земли от богатых почи­тателей считали общественной собст­венностью, которая не должна служить интересам отдельных членов.

Ценности, накопляемые здесь, спол­на использовались для общего дела. Так, обогащаясь, буддийский культ все более вдавался в роскошь. Строились монастыри, в услужении которых со­стояло множество монахов. Всю силу творческого вдохновения эти служи­тели отдавали расширению и про­цветанию памятных мест жизни Учи­теля и Святых. Воздвигались роскош­ные здания священных предметов культа: символические "колеса за­кона", дерево (бадхи) и многочисленные изображения Будды, замечательные по красоте выполнения и материалу (золото, драгоценные камни, слоновая кость и т.д.).

Десятки миллионов монахов-об­щинников, ведя суровый образ жизни и строго выполняя предписания о подавлении чувственных желаний, были создателями неповторимых об­разцов зодчества и скульптуры. Под­земные храмы Аджанты, Эллуры — дело их рук. Уникальные образцы их искусства имеются в Кабуле, Пенд­жабе. Их творчество дало толчок пышному расцвету не только куль­тового искусства, но положило фунда­мент широкого народного творчества в бытовой и гражданской архитек­туре.

Особой формой культового зод­чества, сохранившегося до сих пор, являлись так называемые ступы. В городах, селах, при дорогах воздви­гались эти памятные знаки, увели­чивающие значение погребенной под ними реликвии буддийского культа. В большинстве они представляли массивные каменные столбы, напоми­нающие пилигриму или путешествен­нику о Великом Основателе. Иногда ступы оформлялись в виде полусферы, стоящей на сложенном сплошь из кирпича барабане. Эта форма имела символическое значение, напоминая небо — символ бесконечности, или Нирваны Будды. Позднее появилась новая форма ступы, вытянутая остри­ем по вертикали. Эта форма была праматерью готического стиля в архи­тектуре.

Хочу отметить интерес Энгельса к философии буддизма. Он упоминает о буддийской философии как о диа­лектической. Вероятно, он знал и о школе буддизма, сторонники которой принимали только философию Будды.

Они были противниками поклонения Его образу и установления Его изо­бражений, ибо считали Будду чело­веком.

 

* * *

Расскажу о лекции, прочитанной профессором для аспирантов Институ­та востоковедения. Лекцию читал гос­тивший в Союзе пандит непалец Чандра из колледжа в Катманду. Тема особенно привлекала коллектив инсти­тута, потому что затрагивала специ­фические стороны буддийского культа и преломления Учения Будды в созна­нии древнейшего народа.

Непал — страна, на территории которой расположен самый высокий горный барьер Гималаев, отделяющий Индию от остальной Азии. Ученые-геологи считают Гималаи могучим завершающим звеном Великого камен­ного пояса Земли, который, начинаясь с Пиренеев и Аппенин, проходит через Альпы, Карпаты и Кавказ в Европе, про­должаясь в Азии через Иранское нагорье, Памир, хребты Тянь-Шаня, — эта горная страна вливается тремя потоками в Южную Азию. Главный центральный поток начинается мощной вершиной Нангапарбат в северном Кашмире. Под­нимаясь все более по широте, эта огромная зубчатая стена составляет Главный Гималайский хребет, перере­зающий высочайшими своими верши­нами с запада на восток Непал.

Часть Главного хребта, разделяющая непальскую землю, является самой высокой и носит название Больших Гималаев. Этот горный массив начи­нается в западном Непале заснеженной вершиной теряющейся в облаках Дхаулагири (8848 м) и оканчивается на восточной границе Непала с Тибетом высочайшей вершиной мира Джо­молунгмой, достигающей девяти кило­метров.

На территории Непала насчитыва­ется 26 высочайших вершин. Своео­бразие природы Гималаев накладывает свой отпечаток на климат и этничес­кий состав населения. Непал — страна тропических джунглей и вечных льдов. Не удивительно, что на богатой, но суровой непальской земле живут самые разнообразные народности. Издревле Непал был заселен племенами тибетско-бирманского происхождения, поя­вившимися около 15 000 лет назад. В разное время в Непал проникали на­роды индийской группы. Смешиваясь с тибетцами и другими народностями, одни частично теряли свой тип, что отражалось в разрезе глаз, выступа­ющих скулах. Другие же сохраняли большие глаза и прямой нос, но при­обрели тибетско-китайскую узколицесть. Кроме того, отличны обита­тели горной части от жителей долин.

Сейчас на территории Непала жи­вут до 30 народностей, говорящих на 58 языках и диалектах. По широте Непал расположен в жарком климате, и если бы его территория не была гористой, то климат его был бы равномерно субтропическим. Горы же, занимающие большую часть страны, создают по вертикали удивительное разнообразие климатов. Здесь в миниатюре можно найти образцы всех природных зон, лежащих между тропиками и полюсами: субтропи­ческого, умеренного, альпийского и холодного климата. Так называемые долины здесь лежат ниже 1200 метров. Часты ливни. Небо голубое, безоблач­ное. Летом воздух знойный, влажный. Растительность богатая: заросли бамбу­ка, гигантского папоротника. Леса гус­тые — джунгли. Стволы обвиты ли­анами, диким виноградом. Ветви густо покрыты снежными хлопьями белых орхидей. В зарослях бурлит жизнь: тигры, носороги, кабаны, обезьяны, олени. Много птиц и ядовитых змей.

Средний пояс простирается до 3000 метров. Это самое удобное место для жизни человека. Лето умеренное, теп­лое (средняя температура +25°С). Зима умеренная, средняя температура ян­варя 0°. Весна начинается в феврале. Днем уже жарко, но ночи прохладные. На солнце зацветают малиново-крас­ные рододендроны и лилово-розовые примулы.

Из четырех "Хранимых Долин" од­на находится в Тибете, две — в Непале и одна в Северной Индии. Все в сред­нем климатическом поясе. Известная картина Н.К. "Гуга-Чохан" изображает весну в среднем климатическом поясе Гималаев. Лето здесь жаркое, как в Южной Европе. Растительность: кроме дуба, каштана, клена, вяза, черемухи, березы поднимаются сюда и растения предыдущей зоны — магнолии, камфорное и лавровое деревья, рододен­дрон. Много птиц и белок. Выше 3000 метров начинаются хвойные леса — серебристая ель, голубая сосна, кедр, лиственница, можжевельник. Стволы, как в тайге, покрыты мхами и ли­шайниками. Под елями растут кусты роз, барбариса. Клен, бамбук, рододен­дрон также проникают в эту зону. Из зверей: медведи, особый вид обезьян — лангуры, дикая кошка, мускусный олень. Есть змеи.

Альпийский пояс — суровый (4,5—6 тысяч метров). Средняя температура июля не выше +10°С. Зимой морозы до минус 30° и ниже. Раститель­ность — альпийские луга. Это пест­рый ковер ярких, необычайно крупных цветов — голубые, желтые, красные примулы, горечавки, лютики, анемоны, астры. Даже розы и рододендроны встречаются в виде ползучих, низкорос­лых кустиков с тонкими, покрытыми пушком листьями. Из животных — дикие козы, тибетские антилопы, ти­бетский волк.

С высоты примерно 5000 метров начинается ледяная зона. Здесь темпера­тура летом не бывает выше 0°. Это царство вечных ледников, нагромож­дение обломков скал и льда. Царство неустанного движения и величайшего спокойствия Гималайских громад. Воздух уже на высоте 5000 метров так разрежен, что даже для тренированного организма он тяжел, вызывает голов­ную боль, одышку, кровотечение, тош­ноту. Правда, местные жители — шер­пы — могут подниматься без вреда для себя до 8-8,2 тысяч метров, тогда как европейцы должны пользоваться кислородными приборами. Если при­бавить, что на высоте 7—8 тысяч мет­ров обычная температура минус 20— 40° и сильные ветры, то станет ясно, насколько трудны всякие восхож­дения. Все же чистота высокогорного воздуха и насыщенность его праной так велики, что непальцы, живущие на высоте 3000 метров и выше, ни­когда не болеют астмой и туберку­лезом.

Человеку, смотрящему на сверкаю­щие громады Гималаев, кажется, что эти вершины непоколебимы. По сравнению с краткой человеческой жизнью Гималайские вершины ка­жутся вечными. Гималаи, как и все горы Земли, возникли, меняют свой вид, и все же наступит время, когда эти колоссы исчезнут с лица Земли.

Геологи измеряют время сущест­вования Гималайских хребтов 25—30 миллионами лет.

Индийская легенда так объясняет возникновение Гималаев. Велением Богов должна была спуститься с небес на Землю священная Ганга. Земля дро­жала от сокрушающих ударов водных громад. Только Шива мог выдержать эти удары. Он принял Гангу на свою голову. Ганга в пенящихся потоках пыталась увлечь в преисподнюю са­мого Шиву, но запуталась в густой гриве его волос. Голова Бога — образ могучих хребтов, а густая грива во­лос — дремучие леса, покрывающие склоны.

Удивительной чертой Гималайских хребтов является то, что, несмотря на колоссальную высоту и обилие снегов, не они являются водоразделом ог­ромных рек Индии — Инда, Брахмапутры, Сатледжа и других. Реки берут начало в более низких хребтах, расположенных на Тибетском нагорье, затем прорываются к югу, перерезая Гималайский хребет, и в пропиленных водою диких ущельях с ревом несутся, белые от пены и брызг, на юг, в Индию.

Геологи объясняют это удивитель­ное явление тем, что названные реки значительно древнее Гималаев. Они существовали еще до появления Ги­малаев. В Гималаях все время дея­тельно работают внутренние силы Земли. Это проявляется в частых, иног­да катастрофических землетрясениях.

Отметим некоторые землетрясения последних десятилетий:

1933 год — в Катманду. На улицах образовывались трещины до полуметра глубиной.

1939 год, октябрь — долина Кат­манду. Длилось 12 секунд. В комнатах качалась мебель, вещи падали на пол.

1950 год, 15 августа — толчки дли­лись на протяжении 20 дней. Страш­ные разрушения в восточных Гима­лаях. Глубокие трещины, каменные обвалы засыпали глубокие ущелья, запрудили реки. В долине Брахмапутры забили гейзеры. На поверхность воды всплыли слои нефти и асфальта. Были затоплены тысячи деревень, мно­го человеческих жертв.

Думаю, друзья с интересом и удо­влетворением прочтут это весьма несо­вершенное, схематическое изложение и смогут нарисовать в воображении чу­десную природу и замечательных людей этого края. Ведь Непал в глазах европейцев был "загадочной, неведомой страной чудес". Страной за семью замками. Государством отшельников. Родиной Богов. Гималаи человеческая фантазия населила сверхъестествен­ными силами. Как только ни называли Непал европейцы. Но и теперь, когда культурная революция охватила страну и открыт более свободный доступ для туристов, вышеизложенные характе­ристики остаются в силе. И сейчас европейцы хотят ставить рекорды — непременно побывать на всех вершинах гималайских. Штурмуют ледяные шапки великанов, дрожа от холода, падая в трещины, сваливаются с обры­вистых ледяных стен, преодолевая снежные бури и огромные ледники. Много экспедиций альпинистов всех стран мира кончились трагически, унося сотни человеческих жизней. Задор не прекращается. Трудно сказать, что пережили немногие, подымавшиеся до высот 8000 метров и созерцавшие величественные громады скал, хаосы колоссальных обломков льда, зияющие ледяные трещины и пещеры с огром­ными сосульками, похожими на пасти древних чудовищ. И что прибавилось бы в их настроении, если бы, преодолев еще несколько сотен метров, они достигли вершин?

Высокие Ламы изумляются такой страстности. Свободно выделяя аст­ральное тело и посылая его на любую высоту, они о вершинах знают больше, нежели альпинисты, терпящие много мук и лишений в физических телах. Слишком грубы, примитивны такие пути раскрытия тайн Гималаев.

Они достойны подвигов близоруких фантазеров. Их более хитрые собратья по ремеслу думают, что путем научного лицемерия и подкупа, а подчас грабежа и угроз оружием, им удастся раскрыть чудеса загадочной страны за семью замками и там нажить себе извест­ность и, конечно, деньги среди евро­пейских любителей сверхъестествен­ного и таинственного. Но они ошиб­лись в расчетах, двигаясь не в том направлении.

Ключи к тайнам надежно охраня­ются их духовной слепотой и мате­риалистическим скептицизмом. Поэ­тому, получив доступ ко многому, они, глядя — не видят, осязая — не чувст­вуют. Тем важнее интерес широкого круга советских специалистов-восто­коведов к лекции профессора-непальца, затронувшего вопросы большого об­щественно-политического, этнического и философского значения.

Лекция читалась на английском языке, который не был понятен для большинства. Приглашенный перевод­чик, недостаточно ориентированный в специальных вопросах, путано и при­митивно старался передать букваль­ный смысл каждой фразы, останавли­вая лектора, чтобы не забыть услышан­ного.

Через несколько минут аудитория буквально взбунтовалась, неудовлет­воренная качеством перевода. Было ясно, что присутствующие уловили ценность излагаемого и слабое зна­комство с вопросами переводчика. Среди слушателей раздаются голоса просить Ю.Н., изъездившего Непал и знатока буддийской философии, заме­нить переводчика. Ю.Н. со свойст­венной ему деликатностью и скром­ностью отказывался. Раздаются хлопки, переходящие в аплодисменты, расска­зывает мне один из присутствующих на лекции. Председатель просит Ю.Н. занять место в президиуме, предостав­ляя ему отдельную кафедру, с которой аудитория могла бы лучше слышать и видеть его. "Я наблюдал, — говорит мой собеседник, — с каким глубоким вниманием следил Ю.Н. за мыслями коллеги. С первых же шагов аудитория почувствовала, что для Юрия Николаевича не существует преград ни в понимании, ни в словесной пе­редаче. С каждой минутой он вдох­новлялся, жестикулировал и творчески излагал воспринятое. Через полчаса взоры слушателей были прикованы к фигуре, улыбке, естественным жестам Ю.Н. и чеканно литературному оформлению перевода. Казалось, что между обоими ораторами протянулась невидимая нить, связавшая их сущ­ности".

Полтора часа лекции и около двух часов ответам на вопросы было по­священо в этот вечер. Порой все за­бывали о непальце и с напряженным вниманием слушали каждое слово, каждый оттенок речи — не перево­дившей, а вновь творившей, улучшая качество оригинала. "Когда я перено­сил взор на профессора-пандита,— говорит мой собеседник,— я видел строгую, вытянутую в струну, спокой­ную, глубоко разумную, глубоко прони­кающую в сущность личность. Только живые, улыбающиеся глаза выдавали тайну, скрытую в глубинах его заме­чательного мозга. Эта тайна раскры­валась нам через фейерверк родной нам русской речи, льющейся из уст поэта, влюбленного в природу, в муд­рых своей простотой людей Непала.

Я убежден, что в этот вечер все мы почувствовали, что здесь, рядом с нами, живет и работает человек, раскрывший много замков этой загадочной, неведо­мой страны чудес. Когда он передавал мысли лектора о том, как благоговейно чтут непальцы образ Великого Будды, многие из нас почувствовали, что наш переводчик знает о родине Богов неиз­меримо больше, чем передает его ску­пая, насыщенная огнем речь.

Сияющие глаза, обращенные к коллеге в ожидании подтверждения правильности передаваемых мыслей, всегда вызывали одобрительную улыбку пандита-ученого. Все мы заметили то, как свободно по-англий­ски изъясняется Ю.Н., спрашивая подтверждение правильности передачи некоторых сложных в переводе идей.

Каждую такую остановку мы при­ветствовали одобрительными аплоди­сментами, чувствуя, с какой заботли­востью старался донести точные воз­зрения ученого-специалиста до нашего понимания Ю.Н.

Уверен, что многие из нас сохранят с благодарностью воспоминание об этом творческом переводе".

Сам Ю.Н. рассказывал о лекции лингвиста-языковеда из Египта, чи­танной для широкого круга советской интеллигенции. Ученый-араб был про­никнут искренним желанием попу­ляризовать мифы и сказания древнего Египта. Дать почувствовать русскому слушателю неповторимую красоту тво­рений, сохранившихся через тысяче­летия отпечатками древнейших па­пирусов. Переживая волшебные кар­тины жизни солнечного бога Гора, рожденного богиней Нехбет — покро­вительницей Египта — от бога солнца Ра, восхищенный араб не представлял, как его французская речь будет пере­дана добросовестной и скрупулезно точной переводчицей.

"Попал я на лекцию случайно, говорит Ю.Н., — имея полчаса сво­бодного времени, заинтересовался темой на афише. В зале полно. Состав слушателей разнообразен: много ра­бочих, студенты... Глаза прикованы вниманием, интересом, желанием знать, разобраться и понять. Сел с края, слу­шал рассеянно, пока проходила уста­лость от уже проведенной части ра­бочего дня. Постепенно внимание включилось, и я раздвоил себя, слушая понятную мне французскую речь и русскую передачу. Бедная женщина серьезно и ответственно выполняла свою роль. Чем больше я вслушивался, тем больше огорчался. Замечательные творения великого народа выглядели если не карикатурно, то странно. Представляю, как огорчился бы лектор, если бы знал, что "точный перевод" мертвил то, во что он так стремился влить жизнь. Рассказывая об образе богини, который воспринимался всегда символически и притом различно, араб хотел подчеркнуть, что немногие могли проникнуть в истинную сущность богини как космической силы. Когда я услышал перевод, мы переглянулись с соседом, тоже понимавшим дикое несоответствие перевода. Я поднялся и вышел. А перевод был примерно та­ков: много почитателей было у богини, когда она выступала в одежде, но толь­ко единицы могли ее видеть обнажен­ной. По дороге я думал, что нет луч­шего средства скрыть подлинник кра­соты народного гения, как дать меха­нически точный перевод слов одного языка на другой".

Все, что я мог извлечь из закоулков памяти о встречах, подходит к концу. Рассказанное Наставником всегда потрясало, представляя строки богатой событиями жизни Великой Души. Остается сказать кое-что об интимном, что оставило след и повернуло волю к новым путям. Трудно писать об этом понятным слогом, трудно быть поня­тым даже друзьями, ибо многие вещи передаются от души к душе, и только в момент передачи получают насто­ящую жизненность. А есть и такие, которые возникают в молчании и ко­торых нельзя даже произносить.

Перечитываю официальные строки некролога: ...Гимназистом брал уроки у известного египтолога; основательно занимался монгольским языком. В 17 лет учился на индо-иранском отделе­нии школы при Лондонском универ­ситете — занятия... В 20 лет закан­чивает Гарвардский университет со степенью бакалавра индийской филосо­фии... Далее Парижский универси­тет — занятия санскритом, тибетским и монгольским языками... на курсах китайского и персидского языков. Учителей поражает (это в 21 год) необыкновенная широта не только лингвистических знаний аспиранта. Далее беспрерывные путешествия, поездки, экспедиции по Индии, Сиккиму, Ладаку, Тибету, Монголии, Синьцзяну. Ширятся интересы: тибетская иконография, изучение религии, ис­кусства, поиски рукописей и ксилогра­фов, изучение буддийской литературы, китайской культуры... А сколько здесь пропущено о том, что раздувало пла­мень духовных исканий и без чего весь подвиг Ю.Н. выглядел бы как стремление найти приложение бьющим через край способностям.

Вот этой стороны личности Настав­ника я и хочу коснуться. Не случайно, накопив большой научный и духовный опыт, Ю.Н. уже в 28 лет становится во главе Института Гималайских Ис­следований. Между 22 и 28 годами происходят с ним большие духовные перемены, даты которых теряются сре­ди внешних событий его кипучей жиз­ни. Расцвет лингвистических интере­сов и стремление осмыслить единство религиозных культов различных на­родов. Жажда удовлетворить эти ин­тересы напряженной работой в науч­ных и учебных центрах Европы — все это не могло не привлечь внимания тех, кто ведет планету по пути добра.

Наступил этот миг и для Ю.Н., когда тайное стало приходить как намек, позже как свидетельство того, кто нашел, повел и раскрыл и, наконец, пустил одинокого и, видимо, отор­ванного путника "сеять добро и по­жинать его плоды". Пустил по стезе отречения и скорби, заботливо помогая и бережно поддерживая. Обаяние физического облика больших людей опьяняет; интуиция начинает действо­вать обычно позже, когда в отдалении без помех фиксируется другой об­раз — высокий, трудный для охвата.

Никогда Ю.Н. не говорил: "Я знаю", никогда не поучал. "Я слышал", "Я видел" — были обычными при рас­сказах о больших событиях. Эта "ме­лочь" характера тогда казалась не­важной. Никогда не отвечал на во­просы: "Нужно сделать или поступить так-то". Обычно для ответа выносил из соседней с кабинетом комнаты нужную книгу Учения и, указывая на шлоку, предлагал подумать. "Ответы" всегда попадали в цель. Как же вели­колепно знал и продумал сам каждый штрих предлагаемого! Он был подлин­ным "Учителем на земле". Из задан­ных вопросов я сохранил некоторые "ответы", записав номера шлок.

Как-то я поделился с Ю.Н. резуль­татами изучения полупроводников, свойств тонких энергий, перспектив радиоастрономии. Экспонаты Политех­нического музея так захватили меня, что я с жаром рассказывал о своих "находках" в областях, новых для ме­ня. Попросил выслушать меня, мои мысли о связи последних открытий с пространственными огнями, которые вызвали эти открытия.

Ю.Н. сказал, что завидует моему глубокому проникновению в сущность сложных изысканий современности, что не разбирается в этой сложности, что плохо помнит даже гимназическую физику. Когда же он предложил "про­честь" из второй части книги "Беспре­дельность" шлоки 827, 828, 829 и осо­бенно 810 и произнес полные мудрого понимания мысли о Космическом Магните, я понял, что то, что мы пыта­емся охватить как проявление физи­ческих закономерностей, Ю.Н. раскрыл в себе как Закон Духа, творящий при­роду и человека. Не многим дано так понять. Потому они обрели дар про­никать в природу и человека Высшим Знанием. Легко было говорить по этим вопросам с Наставником.

Можно удивляться, как Ю.Н., не зная физики, мог предложить проду­мать параграфы 831 — 834.

Несомненно, он знал и про полупро­водники и тонкие энергии, но пришел к знанию другими тропинками. Впо­следствии, уже после его ухода, посетив квартиру-музей Наставника, я увидел на полках книги последних изданий по высшей математике и по физике. Не для себя, но из желания быть по­нятым тратил он время на чтение, время, которого ему так не хватало. Учение требует широты, недоступной среднему уму. Вижу, как ученый лама Л. подготовил ученика, раскрыл свойст­ва, необходимые для успешного выпол­нения жизненной миссии.

"Неведение лучше, чем головное познание", поэтому лучше посвятить аспиранта в "Учение Сердца".

Посвященные ламы, выполняющие поручения Владык, "раскрывают уже готовые проводники". И все же физи­ческая помощь Гуру — Наставника — необходима для такого ускорения. Но нужно помнить, что в данном случае не ученик ищет и выбирает, а Гуру находит выбранного им ученика. Раз­ница во времени объясняется неподготовленностью желающего и упрямой неспособностью осуществить прямые указания.

Потому невидимый Гуру проводит больше времени, наблюдая подающий надежду объект и ожидая готовности выполнить прямое указание. Он испы­тывает, оценивая его одаренность и силы кипения сердца. Поэтому не часто ламы находят "кипящих серд­цем" учеников среди европейцев. Невозможно представить, как облег­чается передача знаний от физического Гуру, когда в тайнике сердца созрела "твердая решимость посвятить себя служению страдающему миру".

Для первых шагов необходимо без­отказное владение психическим аппа­ратом и способностью произвольной абстракции от внешнего мира. И это все. Но сила, раскрываемая в ученике при такой передаче, так велика, что она может убить самого ученика и искалечить окружающих при непра­вильном ее применении. Мы ропщем, что не приходит озарение, когда мы, видимо, чисты и доброжелательны. Но посмотрим, друзья, на свои "плохие" и тем более на "хорошие сны": сколько в них непорочности и жертвенной отреченности? Это к нам относятся слова "Голоса Безмолвия" о пороках, хохочущих и рыдающих на закате солнца: о роях мыслей, уводящих в "паутину обольщения".

Помню намеки Ю.Н. о зеркале души, которое безобразно увеличивает даже пылинку, которой не придавали значения раньше. Недоумевал я, когда Ю.Н. сдержанно говорил о приеме со­ды и других лекарств, о чем так на­стойчиво пишет Е.И., советуя не за­бывать их приема.

Параграф 217 из книги Мир Ог­ненный, кн.2 показал мне односто­ронность моего понимания. Несомнен­но, ценные представления получал Ю.Н. и от родителей. "Советуя, Отец никогда не настаивал, и мне, уже про­шедшему школу самостоятельного обучения, не раз приходилось раска­иваться, когда, спрашивая, я решал поступить по-своему".

Вспоминается разговор о болях. Тог­да я не понимал, что сердце может сжи­маться и гореть, воспринимая атмос­ферические огненные битвы. Я думал, что боли происходят, когда, сосредото­чиваясь, ученик перенапрягает центры, и это вызывает чувство рези в плечах, висках, гортани, но никак не в сердце.

Параграф 213 из книги А.Й., чи­танной неоднократно, внес ужасающую ясность и необходимость соблюдения сугубой осторожности. Также пара­графы 220 — 465 и 471 воспринимались иначе, чем прежде. После прочтения первого тома писем Е.И. я как-то глубже почувствовал величие Духа автора писем, чем читая и восхищаясь мудростью Агни Йоги, которая первой попала мне в руки. Очевидно, мощь идей Учения была так захватывающа, что стерла представление о Лице пи­савшем. В письмах же предстал живой человек, мудро мыслящий.

Почти весь вечер спрашивал о Ма­тери, о ее жизни, работе, детстве, обще­нии с Учителями. Мало что удержала память отчетливо. Все слилось в одно высокое, прекрасное, звучащее, как песня. Запомнился не к месту за­данный вопрос: видел ли Ю.Н. Учи­теля? Когда в простых словах Настав­ник развернул передо мною картину Пути, приведшего Родителей к стопам Благословенного, я, не удержавшись, спросил: "Извините, Ю.Н., не считайте мой вопрос тупым и глупым, но он волнует меня. Даже ваш отказ я приму спокойно". Ответ был прост: "Разве мы, я и брат, могли стоять в стороне от ученичества?"

Еще запомнился рассказ об участии Матери в пространственной работе Учителя. О посещении ею в тонком теле Лаборатории Крепости, конден­сирующей космические энергии. Позже, читая "Мир Огненный", я вспомнил о рассказанном, когда прочел параграф 220 из книги второй, подумал, каким же мужеством и бесстрашием должно обладать Сердце, способное вынести такое напряжение.

Многое не могло быть затронуто. Помню, вскользь отметил Ю.Н. важ­ность ярких снов и пророческое их осуществление через много лет в жиз­ни неофита. Обычно снам не придают значения, ждут их осуществления чуть ли не на другой день. Конечно, верящие в сны ожидают их на материальном плане: к болезни, к деньгам, к смерти и т.д. Сны, не выполненные в данный срок, забываются. Когда неофит на­ходится на испытании, в снах обычно отражается неумение владеть своими мыслями, чувствами и действиями. Поэтому нельзя пропускать ни одного сна (в период испытания, а он может длиться десятками лет), не выработав в понимании его правильного действия на будущее. Иногда при сердечном углублении в книгу или мысль могут возникать "пророческие" образы сно­видений.

Хорошо помню, как увлечение сти­хами Р.Тагора, особенно его сборником "Цветы моего сада", вызвало серию замечательных снов, и только через пять лет они проявились конкретно в благотворных творческих подражаниях поэту. Три года радостного труда подарила мне жизнь: вдохновенного желания найти воплощение мучивших идей в образах тагоровской формы.

Много необыкновенных снов виде­лось за сорок лет занятий оккультными науками и теософией. Некоторые всплы­вали в памяти через много лет, когда полоса текущей жизни отражала образ почти забытый.

Иногда думаю, почему так медленно идет духовный рост многих, и вижу, что не последнюю роль в этом играет преступно легкомысленное отношение к снам, как к капризам воображения. А ведь необычные сны возможны только при раскрывающихся центрах. И сколько благотворной помощи проходит бесцельно, гасимой стеной преступного невнимания к раскрыва­ющемуся новому миру.

Сны, приведшие к соприкосновению с Агни Йогой, посещали меня за десять лет до фактического знакомства с Учением. И поводом явилась замеча­тельная книга Ольденбурга "Будда, его жизнь, учение и община". Используя большой ряд первоисточников, а также предания и легенды, автор в объективно научном исследовании раскрывает полную трогательного драматизма и глубины жизнь аскета Гаутамы, дос­тигшего высшей божественности, преобразующей его в Будду — Пробуж­денного.

Жизнь Великана Духа, на тысяче­летия захватившего умы почти полови­ны человечества, проходила как виде­ние, писанное красками ученого, по­нимающего и чувствующего.

Целое лето среди природы погру­жался в чтение, читая, думая и снова перечитывая. На четыре месяца книга оторвала меня от действительности. Беспрерывное пребывание на природе помогало отрыву. Днями в лесу, в поле сидел, очарованный узнанным, плавая в облаках невидимых, но ощущаемых. А когда наступала ночь, эта неясность ощущений приобретала непонятные формы, о которых не подозревал мой трезво настроенный рассудок. Незна­комая мне природа, снежные дали, озера удивительной прозрачной голу­бизны, каменные постройки со шпиля­ми, устремленными в небо. Невозможно ни передать, ни вспомнить всего. Сей­час все перепуталось и потому рассказ составлен из обрывков различных снов.

Это не фотография сновидений, скорее фантастический синтез из всего, почти полузабытого.

Раз, помню, палатки необычайной белизны с коричневыми узорами на крыше и стенах. Около люди желтоли­цые, узкоглазые, но приветливые. Па­латки въелись в горы темно-зеленого камня, а вверху чистое голубое небо.

Часто сны были страшные или ка­зались тогда страшными. Вспоминаю такой: среди песков и возвышенностей стоят в ряд люди. Одежда их необыч­на — длинные темно-красные плащи. На головах высокие шапки. В руках атрибуты неизвестного мне ритуала. Люди сосредоточены, глаза их прикры­ты, словно они спят. Их лица восточ­ные, узкоглазые. Небо над ними ту­манное, темное. Странное чувство: знаю, что это сон, хочется проснуться, но что-то задерживает, не пускает, мгновенно все меняется: то куда-то бегут огромные слоны, словно горы, близятся они, увеличиваясь по мере приближения к группе людей, стоящих в молчании. Еще миг, и сонные люди с неестественной легкостью вскакивают на огромных животных и мчатся на меня. Они узнали, что я их вижу. И в ужасе, что я могу погибнуть под тя­жестью бегущих животных, я кричу.

Проснувшись в поту и с бешено бьющимся сердцем, целый день не могу читать: все думаю и не понимаю. Вернее, переживаю что-то немыслимое. Сейчас, вспоминая далекие годы, вижу устрашающую тайну магизма, в облако которого попал тогда, не понимая свя­зи с родственными элементами магиз­ма, спавшего во мне.

Друзья будут спрашивать, в чем я нашел связь и предуказанность проис­шедшего десяток лет тому назад с по­павшими потом в руки книгами Уче­ния. Неужели встреча с Наставником могла связаться в сознании с такими мало понятными намеками, которые, конечно, можно и забыть?

"К сожалению, — отвечу я, — поэтому такие "намеки" часто не сбываются. Память души просыпа­ющейся имеет силу формировать, создавать, приближать действитель­ность: не пережив этой способности, нельзя понять богатств, которыми об­ладаем.

Непонятливость надолго прерывает помощь и руководство. Будем бди­тельны, друзья, и чутки, тогда сны най­дут пути и к нашей жизни".

Упоминал Наставник и о книгах, и особенно о рукописях, отданных в надежные руки во Франции. Разговор сложный, большой, полунамеками. Мало еще на земле людей, обладающих высокой интуитивностью и природной духовностью. Но все же эти люди есть везде и их попечению и труду пору­чается охрана и распространение бесценных сокровищ, передаваемых человечеству. Это люди Смелые, широко знакомые с современной наукой и одновременно чувствующие силу пред­рассудков, в которых запуталась религиозная мысль в тысячелетних поисках примирения непримиримого: веры и знания. Ушли первые гнос­тики — основатели Великих Учений, а преемники, владеющие Истиной, вер­тятся в противоречиях мертвой буквы, создавая свой слепой "гнозис" умству­ющих схоластов-книжников. А массы человечества смутно блуждают в по­темках действительности, далекие как от подлинной науки, так и от подлин­ной религии. Кто же иной, как не эти смелые единицы-печальники, проник­нутые жалостью к страдающему че­ловечеству, станут каналами, утоля­ющими жажду ищущих?

Сложна их миссия, ибо даже люди, претендующие на звание вождей и учителей наций и народов, "не видят в себе ничего, кроме связки мяса, костей и мускулов, с пустым чердаком внут­ри — погребом ощущений и чувств" (из "Тайной Доктрины").

Поэтому нужно решить более труд­ную задачу: искать пути в мозг этих "претендентов", ибо их научный или религиозный авторитет в высокой степени способен гипнотизировать массы. По счастью, среди таких людей встречаются натуры достаточно чуткие, чтобы ощущать предлагаемое им и, главное, понять необходимость знания во всех областях внутренней и внешней жизни.

Искал знания и Ю.Н. Искал в уни­верситетах и академиях, искал в раз­ных странах и у разных людей. Больше всего его влекли архаические рукописи древних учений. В их символах он предчувствовал много.

Упоминается о Кали Юге как о темном периоде, нависшем над челове­чеством после утери им духовных богатств Атлантиды.

И о наступлении нового периода — Сатья Юги, — зарю которого многим из нас суждено будет увидеть.

Изучая первую половину пути экспедиции (от Сринагара), отметим перевал Зоджи-Ла (высотой 3 529 мет­ров) и далее Ладак, среди гор. Здесь много буддийских монастырей, храня­щих памятники древнего тибетского царства Гута. Большую ценную жатву собрали здесь исследователи. У Хота нагорье переходит в безлюдную пусты­ню Такла-Макан. На юге пески пус­тынь обрамляют хребет Алтин-Таг, составляющий северный рубеж Тибетс­кого нагорья.

Южное нагорье Тянь-Шаня является истоком речки Тарима, теряющейся в песках; от Кашгара до Урумчи тянется узкая полоса оазисов, где находит себе пристанище редкое население — уйгурско-тюркская ветвь монгольской расы. Пески Такла-Макан недоступны для человека. Отсутствие воды и осад­ков, сильные морозы зимой и жара до 70° на поверхности пустыни превра­тили это место в кладбище городов древних цивилизаций. Глубоко засы­панные тысячелетними наслоениями песков, покоятся десятки тысяч свит­ков древних письмен, криптографи­ческая символика которых недоступна, даже если бы они были найдены и извлечены.

Говорят, что немногие старые ламы имеют ключи к расшифровке подобных свитков.

В подобных проходах Алтин-Тага есть заброшенные, бедные на вид мо­настыри. Один лама-отшельник — единственный жилец здесь. Но в под­земных коридорах скрыто много "со­кровенных" книг, зашифрованного клинообразного письма. Так намекает Е.П.Б.

Пока эти богатства доступны лишь единицам. Для остальных они не по­нятны без дополнительных объяснений и комментариев. Было время, когда мертвая пустыня была покрыта городами с цветущей цивилизацией. Тысячелетние геологические пере­вороты разрушили страну, сухие пески засыпали мертвую почву. Только окра­инные оазисы изредка заселены ко­чевниками. Говорят, что в глубине пус­тыни есть вода, есть даже оазисы, не­доступные для непосвященных.

Около оазисов реки Тчертчен Прже­вальский нашел следы древней циви­лизации 3000-летней давности. В пес­ках валялись монеты, слитки металла, обломки фарфора, посуда, человеческие кости. В гробах — бальзамированные мумии могучих людей с волнистыми волосами. В каменном склепе найдено 12 мертвых в сидячем положении.

Путешественники слышали легенду о 23 городах, погребенных в песках. Ученые пандиты в Индии и Монголии говорят о ценных библиотеках, выры­тых из песков и повествующих о прин­ципах тайной магической науки. В тайных подземельях, свидетельствует Е.П.Б., существуют книгохранилища, принадлежащие Белому Братству, где хранится ... цепь документов Учений, даваемых великими адептами странам разных эпох и народов.

На вопрос, почему тайны Сокровен­ной Науки не оглашаются, посвя­щенные ламы отвечают: нет достаточ­но сильных людей сейчас, способных усвоить эту науку и принять во всей суровости отречения.

Мозговой же интерес неподготовлен­ного профана может разбудить мо­гучую силу у ее обладателя и при­чинить неисчислимое зло всему че­ловечеству. Остается только ждать, когда умы и сердца современников будут просвещены настолько, чтобы не применить обретенное во зло себе и другим.

"Характерно, что в районе Хотана местные власти не разрешили раскоп­ки даже таким верным людям, как члены экспедиции, а в Карашарском оазисе сильные землетрясения засыпа­ли пещерные храмы с хранившимися в них ценностями... Только некоторые из них могла посетить экспедиция", — пишет Ю.Н.

Вторая половина пути (обратная), в Индию, была спланирована по очень трудному высокогорному маршруту, впервые осуществленному европейски­ми исследователями, через Гоби и Тибет.

Здесь, в горных гобийских массивах, там, где горные хребты вклиниваются в песчаные котлованы пустыни Гоби, у верховья реки Янцзы, после перевала через высоту Дангла (4993 м), экспеди­ция была задержана тибетскими влас­тями. Все же в трудных условиях гор­ной зимовки экспедиция собрала цен­ный материал о кочевниках хопка, го­ворящих на утерянном наречии древнетибетского языка. В долине Нангчу (страна Великих Озер) экспедиция по­сетила шаманский монастырь.

С проникновением буддизма в Ти­бет возникла своя форма буддизма — ламаизм. И первым воспреемником этого культа был языческий шаманизм (религия поклонения богам в образе животных или низшим духам). Экс­педиция обнаружила в монастыре многотомное собрание писаний тибетского шаманизма, исследовала древние по­гребения, памятники культа, живопис­ную орнаментику в "зверином стиле", образцы оружия.

"Работа экспедиции в этих мало изу­ченных местностях, — отмечает Ю.Н., — обогатила новыми материалами".

Хотя в отчетах экспедиции нет под­робностей о ритуалах добуддийского шаманизма, да едва ли можно широко публиковать их, думается, что живые корни этой архаической веры про­должают действовать и сейчас в пре­делах буддийского ламаистского куль­та красных колпаков.

Ю.Н., описывая религиозные танцы в монастырях красных шапок, отмеча­ет увлечение символикой адских об­личий и скелетов. "Конечно, весь этот ад создан для худших слаборазвитых душ", — заключает он. Тесное пере­плетение картин первобытного шама­низма с превратно понятыми поло­жениями буддизма создали в неко­торых монастырях, монастырских об­щинах обстановку легкого обращения с колдовской магией. Вольный стиль эгоистического воздействия создал секты монахов-колдунов, практикую­щих методы "астрального запуги­вания".

В долине Нангчу и в областях Вели­ких Озер, очевидно, получено много ценного материала, но не опубликова­но. В отчете лишь говорится о прео­долении высочайшего перевала Сонг-мобер Пи (7 000 м) да о разведке мегалитических пластов в этой неиз­ученной стране.

Как результат экспедиции, указано в отчете, был организован Институт Гималайских Исследований (1929), директором которого стал 27-летний Юрий Николаевич.

"Ни возраст, ни положение, ни слабое здоровье не могут препят­ствовать усвоению Учения".

При всяком состоянии здоровья, бо­лезни, возраста — духовный носитель сознания умещается в любой оболочке, какими бы качествами она ни обладала.

Несоответствие сознания с телом всегда дисгармонично, отсюда постоян­ная угроза ослабления, болезни и смерти: отсюда уродливый маразм стар­ческого слабоумия.

Что же теряет увидавший Свет Уче­ния, кроме поношенных лохмотьев? А находит очень и очень многое. Но Обет Учения — это правда в мыслях и дейст­виях, любовное сочувствие ко всему в жизни. Известные слова, не новые мыс­ли. Но как далека от них жизнь наша. Десятилетия читал и думал я. Но не было книги о Духе, которой не видел или не прочитал, а знание не приходило. Я болел и выздоравливал; болел тяжело и легко. Радовался и страдал, но, к моему огорчению, сундук, в который аккуратно складывал узнанное из книг, не помогал мне жить. Наоборот, вселял мысль об идеальности, неосуществимости узнан­ного.

Эта дисгармоничность сознания с те­лом создала оригинальную теорию, ко­торой даже не гордился: что болезнь — это естественно, даже необходимо, что злиться, быть резким в обращении, чувствовать свое превосходство — ес­тественно. И, если позволит здоровье, до­жив до старости, умереть слабоумным, как все.

Но мне только казалось, что моя жад­ность к "духовной литературе", которую читал без разбора, что попадало в руки, не дает результатов. Внутри какой-то хозяин распоряжался, укладывая все по полочкам, терпеливо ожидая, когда глуповатый философ-практик, носящий мое имя, откажется, наконец, от своего тупоумного бреда. Хозяин готовил мне сюрприз. И надо удивляться, как тер­пеливо  Он принимал мое бесцельное чтение "духовных книг". Очевидно, Он знал, что пересилит глупого практика, очень упрямого и несдающегося.

Говорю друзьям: верьте в Хозяина и поменьше страшитесь этого. Может быть, ваши усилия раньше дадут плоды, может быть, позже, но всегда они осу­ществляются. Я уже стар, но преиспол­нен желания творить и создавать, чего мне недоставало в расцвете зрелости.

Хочется рассказать, как обогатило сознание Учение Звезды Утра, как серд­це не утеряло ни одной крохи из при­обретенного за долгую жизнь. У каж­дого серьезно ищущего процесс обрете­ния проходит мистериально. Не нужно страшиться слова мистерия, как чего-то недоступного. На своей ступени жизнь стремящегося несет неожидан­ные открытия: добрые и злые, сообраз­но восприимчивости ума и сердца.

Прошло время потрясающих еги­петских мистерий. Вырастало сознание рас и подрас, замыкаясь в логике эгоцентризма, и Великие Силы прош­лых Учений перестали влиять. Но мис­терии продолжали существовать. Они проходят в тех же испытаниях, но без пугающей обстановки искусственно созданного ритуала, а в более жестких влияниях психологического воздейст­вия Года-Йога, начального расшаты­вания, а позже — уничтожения эго­центрической личности.

"Мы стремимся человека привести к жертве" (из "Чаши Востока"). Но есть облики, посылаемые всему чело­вечеству. Их жизнь — подвиг в зем­ном действии. Образец героизма ду­ховного, проявленного в обычных зем­ных поступках. Такова, по-моему, жизнь всей семьи Рерихов.

Снова и снова возвращаюсь к по­дробностям экспедиции в Среднюю Азию. Я вижу их всех, в том числе и женщин, преодолевающих физические лишения, страдающих от разрежен­ности воздуха, горных перевалов, от холода, вьюг, горных ураганов.

Физическое здоровье подвергалось серьезной опасности. Но глубокая вера в необходимость перенести испытания и чувство постоянной опеки и помощи воодушевляли. На каждом шагу чу­деса духовные переплетались с лише­ниями и страданиями физическими. Ведь первая половина пути шла по тропам, описанным в трудах их Ве­ликой Соотечественницы. В книгах, вдохновленных Десницею Того, Кто ви­дел и ждал понимания, мужества и бесстрашия "— от них, кому Он решил доверить могучее и страшное оружие воинов, принимающих удары темных полчищ и способных отдать всю жизнь, всю кровь свою на благо человечества.

Всюду замечательные находки, подыма­ющие душу; видения - посланников Шамбалы; всюду напоминание о Зна­ках, оставленных Великими Путешест­венниками. И только когда, казалось, окончен долгий путь и заветные ворота в Священную Индию широко распах­нутся — последнее испытание, самое тяжелое из всех — преодоление пе­ревала Дангла и очень тяжелая зи­мовка в долине Нангчу. Тибетские власти не пускали дальше. На высоте 4 000 метров в зимнюю вьюгу, в летних палатках, разрываемых вихрями, за­сыпаемых снегами, без денег и теплой одежды экспедиция буквально поги­бала. Умирали участники экспедиции, падали верблюды. Ко всему — неиз­вестность, сколько времени могло длиться упорство властей, угнетала, уси­ливала нервность; но уверенность в своих силах ускоряет развязку. Ведь там был шаманский монастырь: его обитатели могли баррикадировать ма­гически пространство в долине и на перевале. Это мое личное предполо­жение подтверждается словами Ю.Н.

"Наконец, тибетское правительство, получившее какие-то указания, присла­ло для уцелевших полный караван со всем необходимым, и весной 1928 года экспедиция благополучно достигла сиккимской границы. Читайте вни­мательно и изучайте "Сердце Азии", друзья, придете к тем же мыслям и выводам. Чудеса сопровождали ка­раван экспедиции.

И огромный черный коршун стре­мился лететь через лагерь, и сверкаю­щее "сфероидальное тело" среди синего неба. И замечания просвещенных Лам-руководителей. Только для оглохшего и ослепшего не ясны слова: "Прослушав свидетелей и будучи свидетелем, вы знаете о Махатмах", — и огромное, но осторожное — "Я не собираюсь убеж­дать в существовании Махатм".

Не вырывайте, маловеры, из души моей: "Я знаю, я видел".  Довольствуйтесь сказанным".

 

©  журнал  «Мир Огненный», № 2(17), 1998 г.