РЕРИХОВЦЫ 30-х

Алексей Анненко,

г. Абакан

 

 

«Рериховские университеты»

Павла Беликова...

 

Вспоминая о своих встречах и сотрудничестве с выдающимся русским художником, мыслителем и гуманистом Николаем Константиновичем Рерихом, его ближайшая последовательница Зинаида Григорьевна Фосдик, бессменный до конца жизни вице-президент Музея Н.К.Рериха в Нью-Йорке, употребила поразительное по своей точности определение: «Общение с Рерихом было равно посещению одновременно нескольких университетов...»

Точнее не скажешь. Даже те, кто «рериховские университеты» проходит «заочно», без счастья непосредственного общения, при соответствующем уровне прилежности, получают уникальную возможность проникновения в различные сферы человеческого гения.

Возьмём ли искусство Рериха-художника — мы непременно углубимся в познание художественной жизни в России в конце XIX — начале XX веков, влиянии различных школ Запада и Востока, всплывут имена Стасова, Микешина, Куинджи, Кормона, Дягилева, Врубеля, художников объединения «Мир Искусства» и многие-многие другие. А, кроме того, нельзя будет обойти вниманием развитие театрально-декорационного искусства, графики, мозаики, настенных росписей, прикладных ремёсел... Возьмём ли его историко-археологические изыскания — мы погрузимся в истоки российской истории, обратимся к её переломным вехам, к ярчайшим представителям светской и духовной жизни... Возьмём ли его многочисленные путешествия — по России, Центральной Азии, Тибету, Монголии — мы откроем для себя неведомые земли, зазвучат имена знаменитых путешественников, историков, археологов, собирателей древностей — Спицына, Голубева, Пржевальского, Козлова, Роборовского... Возьмём ли его литературную, культурно-просветительскую, благотворительную деятельность — мы оказываемся на вершинах проявления человеческого духа. Толстой, Станиславский, Блок, Соловьёв, Андреев, Горький, Тагор, Кент, Эйнштейн, Северянин, Милликен, Грабарь, Щусев, Босе, Чаплин... Список имён, входящих в «круг Рериха», громаден. Вершины духа, которые предстоит одолеть вольнослушателям «рериховских университетов», подпирают небесные дали. Путь «каменист»... Но находятся люди, которые не только успешно преодолевают все препятствия, но и сами становятся наставниками этих «рериховских университетов», передавая свои знания поступившим «на первый курс»...

Таким был Павел Фёдорович Беликов. Он родился 29 июля 1911 года в Эстонии, в Нарве. Его «внешний» жизненный путь протекал вполне обычно. Был он и грузчиком, и ткачом, и работником торгового представительства «Международная книга». Последние годы до пенсии работал бухгалтером в небольшом посёлке под Таллинном — Козе-Ууэмыйза. Рядовой путь рядового советского человека... И эти же годы были наполнены творческой деятельностью, равной масштабу деятельности научно-исследовательского института. Предмет исследований — жизнь и творчество семьи Рерихов. Время — после работы, в выходные и праздничные дни, в отпуске. Средства — собственная зарплата. Не имея учёных степеней и званий, он занял одно из ведущих мест в мировом рериховедении.

... Молодость Павла Беликова пришлась на двадцатые-тридцатые годы. Довоенный Таллин... Любознательного юношу влекут к себе литературные занятия, он пишет стихи, печатает заметки в местных газетах... Увлекается христианской теологией, позднее — восточной философией, но одна из книг по этой тематике надолго поубавила интерес к древней мудрости Востока. Однажды ему на глаза попались заметки о путешествии Николая Рериха по просторам Центральной Азии. Некоторые мировоззренческие утверждения вызвали несогласие, и он пишет, как он мне говорил, «разгромное письмо» в Индию, Рериху... Неожиданно для него самого получает ответ. И не с отповедью, как предполагал дерзкий юноша, вскрывая конверт, а с предложением сотрудничества, что поразило и навсегда полонило сердце. Как? Вместо того чтобы упрекать, что он ещё молод, что он ещё многого не понимает, ему предлагают сотрудничать? Всемирно известный художник и мыслитель! Молодой человек был сражён...

Полученное письмо заставило П.Ф. пристальнее взглянуть на суть деятельности Николая Константиновича. Зная о том, что рядом, в Латвии, существует сильное Рериховское общество, ведущее значительную издательскую работу, П.Ф. загорелся желанием создать такое же общество в Эстонии. Он понял, что его поиски в христианском направлении, изучение восточной философии пришли к логическому завершению. Но это «завершение» на самом деле будет только началом познания того средоточия мудрости, которое содержится в Агни Йоге... «Эти книги, — говорил он мне, — меня буквально духовно перевернули...»

И ещё его привлёк сам облик русского художника, сумевшего встать над суетой будней, в жизни и творчестве которого Культура и Красота проявились с неисчерпаемой полнотой. Он стал собирать материалы о деятельности семьи Рерихов, не предполагая ещё, что ему выпадет миссия на склоне лет, в другой стране поднять имя Рериха на соответствующую высоту, опубликовав книгу о нём в серии «Жизнь замечательных людей», стать общепризнанным авторитетом в мировом рериховедении.

Хотя цель такую он поставил перед собой уже в молодости. «Между прочим, — писал он 22 декабря 1978 года, — когда мне было лет тридцать, я думал, что могу многое сказать о Рерихе, стремился к этому. Обстоятельства сложились так, что я вышел на профессиональную «арену» с чувством, что теперь-то я могу сказать о Рерихе так как надо, когда был на исходе пятый десяток лет. А теперь, когда на исходе шестой десяток, я гадаю — смогу ли я до конца жизни вообще сказать о Рерихе то, что нужно и так, как нужно. Мой пример, конечно, не эталон, наоборот, он большое исключение, обусловленное какими-то скрытыми от меня самого кармическими следствиями...» (Архив автора. Все цитаты из писем П.Ф.Беликова, С.Н.Рериха, З.Г.Фосдик публикуются впервые).

Завязавшаяся переписка с Н.К., а затем и с его старшим сыном, востоковедом, Юрием Николаевичем, имела под собой и практическое основание. В конце тридцатых годов П.Ф. возглавлял советское представительство «Международной книги» в Таллинне. Он с готовностью согласился выполнять заказы семьи Рерихов, прежде всего Юрия Николаевича, на интересующие их книги. В 1957 году, после переезда Ю.Н. в Советский Союз, П.Ф., находясь в Москве, позвонил ему: «Он сразу назвал меня по имени и отчеству, спросил, где я нахожусь и не могу ли сразу к нему приехать. Через полчаса я был возле дома на Ленинском проспекте, где он жил. Юрий Николаевич уже ждал меня и проводил в кабинет. В кабинете, заставленном книжными полками, царил полумрак, горела лишь настольная лампа на большом письменном столе. Показав на полки с книгами, Юрий Николаевич сказал: «Чувствуйте себя как среди старых знакомых. Среди книг много тех, которые вы посылали мне» (П.Беликов. «Величайший победитель в битве...» — Огонёк, 1982, № 9, с.20).

С 1957 года он фактически становится доверенным лицом братьев — Юрия Николаевича и младшего — Святослава Николаевича, проживавшего в Индии...

...Я встретился с Павлом Фёдоровичем в июне 1975 года, когда учился на четвёртом курсе университета. Он приехал в Новосибирский Академгородок в связи с выставкой картин Н.К. из собрания Святослава Николаевича, показываемых тогда в Советском Союзе впервые. Выставку разместили в спортивном зале университета. Одна стена его была сплошь стеклянной. По утрам я любил посидеть на пригорке перед этим своеобразным окном в «Державу Рериха» и всматриваться в неописуемое торжество красок на картинах Великого Мастера в озаряемом лучами восходящего солнца зале. Может быть, это самое сильное впечатление от общения с чудесным рериховским миром, которое я когда-либо испытывал. Негромко шумели кроны сосен и берёз, утреннюю тишину нарушало лишь пение птиц... Между мной и картинами, образующими своеобразную мозаику под названием «Искусство Николая Рериха», была лишь тонкая стеклянная перегородка, и в голову невольно шли вбитые со школьных лет строчки: «Двое в комнате. Я и ...» В моей интерпретации, конечно, звучало «... и Рерих»...

Находился я тогда на распутье. Довольно основательно, насколько это было возможно по тем временам, при дефиците литературы, я был знаком с творчеством Николая Константиновича. Пришла ко мне и отпечатанная на фотобумаге копия книги «Знаки Агни Йоги». Для дальнейшего продвижения вперёд, которое тогда связывалось мною с изучением всех книг Живой Этики, надо было выходить на контакт с теми, у кого они имелись. Но по имеющимся у меня сведениям такой контакт обуславливался целым рядом условий, в целом не соответствующих, на мой взгляд, и духу, и букве Живой Этики. Я раздумывал, как поступить. И в это время в Академгородок приехал один из авторов книги о Н.К. в серии «Жизнь замечательных людей», авторитетнейший рериховед, Павел Фёдорович Беликов.

Эта встреча и последующие, в том числе со Святославом Николаевичем, Людмилой Васильевной Шапошниковой, навсегда убедили меня, что истинно великие люди просты в общении, снисходительны и никогда не откажутся от помощи тем, кто в ней нуждается.

Был солнечный летний день. В зале выставки П.Ф. окружали любители рериховского искусства... Наконец, я улучил момент, когда у П.Ф. выдалась свободная минута, подошёл, представился и попросил найти время для беседы. П.Ф. незамедлительно откликнулся и назначил мне встречу на следующий день.

Никогда не забуду наш первый разговор в моей комнате в студенческом общежитии. 12 июня 1975 года... Как сейчас вижу фигуру Павла Фёдоровича, на фоне солнечных лучей, проникающих через распахнутое настежь окно, склонившегося над книгами, альбомами, вырезками газетных и журнальных публикаций, которые я ему показывал... Слышу его голос:

— Вы спрашиваете, стоит ли Вам примыкать к какой-то группе? Вот что я Вам скажу — лучше не надо, лучше остаться самостоятельным. Я сам шёл таким путём и считаю его наиболее правильным. Тем более, когда выставляются какие-то условия... Иерархия складывается сверху вниз, но никак не наоборот. Я вёл как-то два кружка. Мы собирались раз в неделю, создавалась торжественная обстановка, мы читали по очереди Агни Йогу и затем обсуждали. Причём правилом и законом был абсолютно свободный обмен мнениями.

Так же было в Рижском обществе. Мне рассказывала Зинаида Григорьевна (Фосдик — А.А.), что у них в Америке тоже практиковались свободные дискуссии. Агни Йога дана всем, дана так широко, что претендовать на изречение истины в последней инстанции никто не может... Ведь главное — проблема совершенствования. Именно поэтому каждый человек должен индивидуально подходить к книгам Живой Этики, над ним не должно довлеть мнение доморощенного авторитета. Каждый находит своё. Лучше всего самостоятельно духовно перерабатывать то, что приходит ищущему. Можно, конечно, входить в контакт с кем-либо, порой не только можно, но и нужно, но только при условии собственной независимости. Я, например, долгое время работал самостоятельно, хотя рядом в Риге был сильный кружок Агни Йоги. И, Вы знаете, то, что мне нужно было — приходило. А потом уже нас Николай Константинович свёл...

То, что нужно — приходит. Было бы устремление. Встреча с Павлом Фёдоровичем только подтвердила для меня эту непреложную истину. При дальнейших встречах в Новосибирске, у него в Козе-Ууэмыйза, фактически тогдашнем Советским Центром рериховских исследований, в переписке я получал ответы на все вопросы, которые встают перед каждым на пути в «Державу Рериха». Если я уделил внимание своим личным обстоятельствам, то лишь для того, чтобы подчеркнуть готовность П.Ф. каждому «идущему», даже если это простой студент сибирского вуза, оказать всяческую помощь и внимание.

Меня поражала в нём способность настроиться на «волну» собеседника. Дважды он приезжал на «Рериховские чтения» в Новосибирск. В 1976 и 1979 годах. Это, с одной стороны, поднимало их уровень авторитетности, а с другой, давало возможность и сторонникам, и противникам рериховского движения (причём среди тех и других были самые разные оттенки принадлежности) обратиться к человеку, мнение которого нельзя было не учитывать. Особенно ярко помню один такой день «хождения по группам», когда с раннего утра и до позднего вечера Павла Фёдоровича «передавали» из рук в руки, чтобы получить ответы на то, как решить те или иные, у каждого свои, своеобразные, проблемы. И в каждом случае, при разговоре о вопросах, порой не стоящих и выеденного яйца, Павел Фёдорович с полным вниманием включался в их решение. Причём, зачастую тот мелочный повод, который послужил началом разговора, уходил куда-то в сторону, а беседа незаметно входила в русло проблем действительно существенных. И разные люди, с разным отношением к рериховскому наследию, с разным пониманием, по тогдашнему партийному выражению, «задач текущего момента» получали «информацию к размышлению», которая подводила их к осознанию тех самых действительно важных проблем.

К сожалению, появились сонмы «пророков», «кудесников», «посвящённых», среди которых чуть ли не каждый второй «имеет» канал общения с Высшими Мирами, подобно «новым русским» с сотовыми телефонами. «Духовность» становится модным понятием, хотя нелепость этого очевидна. По мнению Павла Фёдоровича, «если даже вне сферы духовности в человеке пробуждается доброта, ответственность, благожелательность и творчество, на первых шагах хотя бы в усовершенствовании мотоциклетных моторов, то и эти задатки могут продвинуть дальше, чем битие лба о каменные плиты в храме»... (письмо автору от 19 января 1977 года).

Мне запомнился тот день ещё и потому, что вечером П.Ф. раскрылся для меня одной из тех граней, которые, конечно же, были характерными для него, но были скрытыми для нас в связи с нашим односторонним отношением к нему только как исследователю рериховского наследия. Наталья Дмитриевна Спирина, нынешний почётный председатель Сибирского Рериховского общества, попросила П.Ф. послушать песни её ученика, Андрея Юшкова, тогда начинающего самодеятельного композитора и певца. Вечером мы были у неё на квартире. Андрей пел, делился планами будущих концертов, спрашивал совета у П.Ф.. В разговоре всплыло имя Игоря Северянина. Тогда, в середине 70-х годов он был известен, в основном, по знаменитой строчке: «Я гений, Игорь Северянин...» и специфическому «советскому» отношению к эмигрантским писателям и поэтам. А Игорь Северянин последние свои годы прожил в Эстонии. Услышав это имя, уставший после многотрудного дня, Павел Фёдорович как-то сразу встрепенулся, заулыбался, как бы припоминая какие-то ведомые только ему встречи давних лет, и произнёс: «О, это Поэт Божьею милостию!» Оказалось, он не раз в Таллинне слушал выступления поэта, был с ним знаком и с юношеских лет любит его творчество. Он рассказал нам об одном случае. Как-то он ехал в Москву в одном купе с известным артистом Михаилом Козаковым. В разговоре тот упомянул, что готовит для записи на телевидении чтение Пушкинского «Дон-Жуана». Ему Павел Фёдорович прочитал неопубликованное тогда стихотворение «Монолог Дон-Жуана», написанное Игорем Северяниным. Прочитал он, конечно, наизусть и нам, и мы записали под его диктовку:

«Чем в юности слепительнее ночи,

тем беспросветней старческие дни.

Я в женщине не отыскал родни,

Я всех людей на свете одиноче!

Очам не предназначенные очи,

Блуждающие теплили огни.

Не проникали в глубину они.

Был ровным свет.

Что может быть жесточе?

Не находя искомой разве грех

Дробить себя и размещать во всех?

Но что в отдар я получал от каждой?

Лишь кактус ревности, чертополох

привычек,

Да забвенья трухлый мох...

Никто меня не жаждал смертной

жаждой!»

 

Кстати, поскольку в стихотворении затронута тема отношения к женщине, надо сказать, что один из самых счастливых моментов в жизни П.Ф. была встреча с Галиной Васильевной, спутницей и вдохновительницей до конца его земных дней. Ещё в тридцатые годы им посылала «привет сердца» Елена Ивановна Рерих. В письме к одному из сотрудников в Прибалтике она писала 29 июля (кстати, в день рождения П.Ф.!) 1939 года: «Получили и фотографии супруги П.Ф.Б. Очень понравилась она нам всем. Такой вдумчивый и ясный взор! Думаю, что оба они могут быть прекрасными работниками на ниве труда просвещения. Мысли, высказанные П.Ф. в его последнем письме к Н.К., пришлись мне очень по душе. Бодрость духа есть залог преуспеяния. Именно радость жизни не в роскоши и изобилии, но в проникновенном осознании глубокого смысла и назначения жизни как таковой. Именно тогда всякий труд становится источником радости и восхождения. Шлю им привет сердца...»

Встреча с творчеством Рериха стала для П.Ф. началом обучения в «рериховских университетах». Ведь Н.К. настолько многогранная, многозначительная фигура, что тот, кто по-настоящему увлечён изучением его жизни и деятельности, неминуемо выходит на познание самых различных сфер взаимодействия Человека и Мира. Недаром Святослав Николаевич в письме к П.Ф. писал, что «искусство Жизни было для Н.К. наивысшим искусством» (10 ноября 1969 года. Архив П.Ф.Беликова).

Эти слова в полной мере можно отнести и к жизненному пути Павла Фёдоровича Беликова. В этом году — 15 мая — исполнилось бы пятнадцать лет с того дня, как прекратилось его земное существование...

В одном из писем ко мне он упомянул передачу «Очевидное-невероятное», которую вёл Сергей Петрович Капица. Тогда я машинально отметил, что есть что-то общее у П.Ф. и известного учёного. Даже во внешнем облике. Но главное в другом — всю свою жизнь П.Ф. посвятил изучению «очевидного-невероятного» рериховского мира, который он всеми возможными силами и средствами открывал нам, приближал к нашей повседневности, чтобы она засияла новыми гранями и красками, «невероятными» для нас, «очевидными» для него...

 

Ó Журнал «Мир Огненный», № 3 (14) 1997 г.