C. Бурьянов,

юрист, сопредседатель Института свободы совести

 

Системная коррупция в области отношений государства с религиозными объединениями. Подходы к определению понятия, форм и основных характеристик

 

 В настоящее время много внимания уделяется исследованиям тенденций и результатов демократических реформ в современной России. Итоги более десяти лет реформ не в полной мере оптимистические. По словам главного специалиста Института государства и права РАН В.Е. Гулиева, «когда государство, провозглашаемое в Конституции социальным и правовым, т. е. служащим обществу, гражданам, гарантирующим их свободы и права и действующим строго в рамках права, фактически это право попирает, нарушая собственное законодательство и ущемляя гражданские права, то это правонарушающая власть. Когда же государство не только не способно противостоять криминальному беспределу, минимизируя его, но и само порождает правонарушения и преступления, притом не единичные, а массовые, - такое государство можно считать криминогенным». [1]

 Более того, «сконцентрированы выражения контрреформаторских тенденций (криминализация государства и общества, их корпоративная мафиезация) и перерождение нормативной правовой и ценностно-нравственной основ общественной жизни. Сама власть превращается в криминогенное государство - институт, порождающий асоциальное, девиантное поведение, правонарушения, гражданские и административные деликты и уголовную преступность». [2]

 Коррупция признается многими исследователями одним из самых опасных проявлений криминализации государства. Оказывая непосредственное воздействие на механизмы государственного управления и на большинство экономических процессов, коррупция приводит к вырождению власти в инструмент преступной эксплуатации гражданского общества. В то же время «Россия … входит в двадцатку наиболее коррумпированных стран мира и приближается, если не достигла уже, к тому уровню, когда коррупция станет основным препятствием на пути развития нашей страны». [3]

 Исследователями была доказана взаимосвязь между успешным управлением и процветанием государства, общества, человека. По данным Фонда ИНДЕМ, «повышение эффективности управления (например, изменение уровня верховенства закона с российского до чешского или уменьшение коррупции с индонезийского уровня до корейского) приводит к двукратному или даже четырехкратному улучшению такого показателя, как доход на душу населения, отражается на существенном снижении детской смертности и повышает уровень грамотности среди взрослых на 20%. Это ни в коем случае не означает наличия простой зависимости между упомянутыми факторами и экономическим развитием. Скорее следует говорить о наличии сложной причинной связи». [4]

 Таким образом, есть все основания считать коррупцию фактором системного кризиса, поразившего государственность современной России. Коррупция - феномен сложный и многоуровневый. По словам старшего научного сотрудника Института государства и права РАН Г. Мишина, «в цепи проблем, связанных с системной коррупцией в России, центральным звеном, на наш взгляд, является коррупция на верхнем уровне управления государством... Коррупция в высших эшелонах государственной власти представляет наибольшую опасность для России в переживаемый трансформационный период. Именно элитно-властная коррупция влечет масштабное расхищение государственных средств, в том числе зарубежных кредитов, и формирует негативный образ органов власти, как в глазах российского населения, так и в мировом общественном мнении». [5]

 В то же время область отношений государства с религиозными объединениями, в значительной мере связанная с упомянутым верхним уровнем управления государством на предмет проникновения коррупции, как правило, исследована крайне слабо, [6] а предпосылки возникновения, формы, характеристика, содержание, влияние почти не известны научному сообществу. Следствием научной неразработанности указанной проблематики и отсутствия правовой оценки является не только усиление деструктивных процессов, но и их законодательное закрепление в качестве государственной политики, подразумевающее необратимость.

 В октябре 2002 г. в интервью «Порталу-Credo.Ru» руководитель фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров рассказал о подготовке базы данных, которая создается его фондом совместно с Центром антикоррупционных исследований и инициатив. В частности, Г. Сатаров сказал, что «с помощью этой базы данных надо будет посмотреть, как взаимосвязана коррупция с церковью, каковы ее разновидности, характеристики». Однако два месяца спустя вопросы, посвященные вышеупомянутой теме, похоже, застали Г. Сатарова врасплох. В интервью «Порталу-Credo.Ru» на вопрос о природе коррупции в области отношений государства и церкви Сатаров растерянно говорит о некоем элементе «почти подсознательного покаяния» со стороны власти. По его словам, «власть 70 лет Церковь грабила и принижала. Маятник пошел в другую сторону. И я не понимаю, как относиться… Предположим, что только это и что на это шли бюджетные средства. И я не знаю, как к этому относиться. Изымали в бюджет церковные ценности? Изымали большевики. Теперь новая власть стала в какой-то форме возвращать. Может быть, она возвращала это в формах мало цивилизованных. Потому что если это бюджетные деньги, то вообще надо, грубо говоря, чтобы это было прописано в бюджете, утверждено законодателями как представителями народа и тем самым как бы, по логике демократии, утверждено самим народом...». [7]

 На государственном уровне принято считать, что любые разговоры на эту тему могут нарушить картину «гармоничных отношений» («симфонии») государства с МП РПЦ, являющейся «культуро- и государствообразующей конфессией», главным «хранителем духовности и нравственности». А значит, и поколебать особую, отводимую властью роль РПЦ в политической жизни России. Религиозные организации и конфессионально ориентированные структуры тем более не готовы затронуть «деликатную» и «щекотливую» тему. Они совершенно обоснованно не желают ссориться с властью и быть обвиненными в нарушении «симфонии», «межконфессионального диалога», а то и в разжигании «религиозного экстремизма».

 В то же время есть основания полагать, что необходимость исследования указанной темы давно назрела. Представляется крайне актуальным выработать методологические подходы к определению понятия, форм и основных характеристик коррупции в области отношений государства с религиозными объединениями, исследовать влияние этого феномена на развитие всего государства, в частности на реализацию провозглашенных конституционных прав и свобод человека. Необходимо также определить роль указанного вида коррупции в криминализации власти и в формировании коррупционной системы России.

 Актуальность исследования усиливается тем, что Россия является государством с переходной формой так называемого демократического транзита. По словам сотрудника Центра «Стратегия» М.Б. Горного, «коррупция есть везде, но в странах переходного периода, к которым относится Россия, это настоящее бедствие: в нашей стране коррупция в сочетании с непрофессионализмом и отсутствие понимания общечеловеческих ценностей у чиновников является причиной войн, кризисов и нищеты». [8]

 В аналитическом докладе Фонда ИНДЕМ специфика переходного периода определяется как «смешение традиций и культурных стереотипов, свобода практически беспрепятственной конвертации одних форм капитала в другие. В результате должностные лица рассматривают свою службу как продолжение рынка, а демократию трактуют как свободу преобразования нормального рынка в рынок коррупционных услуг». [9]

 Латинский термин corruptio означает подкуп, порчу, упадок. [10] Данная трактовка предполагает расширенное понимание и применение термина «коррупция». «Представляется, что не следует умалять социальную опасность феномена коррупции, не только ведущей к «порче» (фактически дисфункциям) государственного аппарата управления, но и грозящей «упадком» всей системе нормально функционирующих социальных связей». [11]

 В учебном пособии по курсу «Криминология» для высших учебных юридических заведений коррупция толкуется как «использование государственными, муниципальными или иными публичными служащими (в том числе депутатами и судьями) либо служащими коммерческих или иных организаций (в том числе международных) своего статуса для незаконного получения каких-либо преимуществ (имущества, прав на него, услуг или льгот, в том числе неимущественного характера) либо предоставление последним таких преимуществ». [12]

 В докладе Фонда ИНДЕМ говорится о ««государственной» коррупции, в которой всегда одной из сторон служит лицо, находящееся на государственной службе или выполняющее некоторые властные полномочия в результате делегирования ему власти от избирателей или каким-либо иным образом. Понимая, что терминологически это не совсем точно, мы будем использовать для таких лиц в качестве синонимов словосочетания «государственный служащий», «чиновник» или «должностное лицо». Государственная коррупция существует постольку, поскольку чиновник может распоряжаться не принадлежащими ему ресурсами путем принятия или непринятия тех или иных решений. В число таких ресурсов могут входить бюджетные средства, государственная или муниципальная собственность, государственные заказы или льготы и т. п.». [13]

 В сборнике Центра «Стратегия» под коррупцией понимается «действие или бездействие одного лица, принимающего решение (ЛПР), в своих корыстных интересах или в корыстных интересах другого лица, связанное с использованием публичных ресурсов». [14]

 В российской юриспруденции, как правило, коррупцией считается взяточничество, а в законодательстве вообще нет определения коррупции, [15] но оно есть в правовых документах международных организаций. В Справочном документе ООН о международной борьбе с коррупцией говорится, что «коррупция - это злоупотребление государственной властью для получения выгоды в личных целях». Рабочее определение междисциплинарной группы по коррупции Совета Европы более полно: «Коррупция представляет собой взяточничество и любое другое поведение лиц, которым поручено выполнение определенных обязанностей в государственном или частном секторе и которое ведет к нарушению обязанностей, возложенных на них по статусу государственного должностного лица, частного сотрудника, независимого агента или иного рода отношений, и имеет целью получения любых незаконных выгод для себя и других». [16]

 Специальный антикоррупционный закон в России также отсутствует. В 1993 г. Верховный Совет РФ принял Закон РФ «О борьбе с коррупцией», который так и не был подписан Президентом. В 1995 г. и 1997 г. были приняты Государственной Думой и одобрены Советом Федерации Федерального Собрания РФ второй и третий проекты Федерального закона РФ «О борьбе с коррупцией», они также отклонены Президентом. В 2001 году на парламентских слушаниях «Современное состояние и пути совершенствования законодательства Российской Федерации в области борьбы с коррупцией» вяло обсуждались законопроекты «Основы антикоррупционной политики», «О противодействии коррупции», «О парламентском расследовании» и «О кодексе поведения государственных служащих».

 Если борьба с коррупцией признается проблемой настолько же крайне сложной, насколько и актуальной, то применительно к области отношений государства с религиозными объединениями (темой не менее сложной) она граничит с невозможным. Главная проблема состоит в том, что явления, существовавшие в качестве основы политико-правового режима Российской империи (законодательно закрепленные конфессиональные предпочтения, самодовлеющая государственная вероисповедная политика, контроль и использование религии в политических целях и т. д.), и сегодня в значительной мере сохранили свою легитимность на уровне различных моделей государственно-конфессиональных отношений. Наличие в некоторых демократических государствах переходной модели государственно-конфессиональных отношений (не говоря уже о государственной церкви) также позволяет оправдывать самодовлеющие отношения государства и религиозных объединений с элементами государственных конфессиональных предпочтений, несмотря на конституционные принципы приоритета прав человека, светскости государства, равенства религиозных объединений и граждан. Тем более, что «опыта свободного существования наша страна, к сожалению, не имеет. Не имеют его и религиозные организации, более комфортно чувствующие себя под государственной защитой и покровительством». [17] Иными словами, крайне сложно выявить и обосновать наличие коррупционных деяний в тех феноменах, которые являлись исторически и по инерции продолжают считаться «государствообразующим» фактором.

 Теоретически отношения государства с религиозными объединениями определяются как «совокупность исторически складывающихся и изменяющихся форм взаимосвязей между институтами государства и институциональными религиозными образованиями (религиозными объединениями, религиозными партиями, религиозными движениями, международными конфессиональными центрами), одна из составных частей внутренней и внешней политики государства. В их основе лежат представления о месте религии и Церкви в жизни общества и государства на определенном этапе развития». [18]

 В настоящее время упомянутые представления опираются на чрезмерно идеализированные дореволюционные, и есть все основания говорить о разложении концепции светского государства, переориентации на концепцию «православного государства» и возрождение «особых» отношений с РПЦ.

 Краткий исторический экскурс призван помочь понять предпосылки и природу современных отношений Российского государства. С начала ХVIII века в Российской империи господствовавшая Православная церковь была частью государственного аппарата, а члены Синода и епископат назначались императором по представлению обер-прокурора Синода. Вследствие этого дореволюционная система отношений Российского государства и религиозных организаций характеризуется правовым неравенством конфессий. Согласно Своду законов Российской империи, все исповедания располагались на четырех иерархических уровнях, каждому из которых соответствовал свой объем прав, привилегий и ограничений. Внеисповедное состояние государством не признавалось, а распространение атеистических взглядов подвергалось уголовному преследованию.

 «Распределение исповеданий по иерархическим уровням представляло ключевой элемент вероисповедной системы Российской империи. Существование подобной системы было обусловлено двумя основными обстоятельствами.

 Во-первых, соображениями идеологическими, поскольку православие являлось официальной идеологией государства. В соответствии с этим, пирамида исповеданий выстраивалась по принципу «истинности»: вершину занимала Православная церковь, следующая ступень принадлежала христианским исповеданиям, далее располагались иудеи и караимы, еще ниже - магометане, буддисты и язычники.

 Во-вторых, существование правовой градации исповеданий обусловливалось национально-политическими факторами. Территориальные приобретения России в течение XVIII - XIX вв. привели к тому, что она превратилась в многоконфессиональную империю, где к середине XIX в. православные уже не составляли подавляющего большинства». [19]

 Таким образом, можно заключить, что российское законодательство не признавало свободы веры как таковой и смотрело на нее главным образом с точки зрения задач национальной политики. Из такого понимания проистекали аномалии российского вероисповедного законодательства: непризнание прав личности на религиозное самоопределение, утилитарное использование религии для решения чисто политических задач, использование церковной власти как орудия светской политики; вмешательство во внутрицерковную деятельность других существовавших в России конфессий; стремление к ограничению «иностранных» и «иноверных» религий строго национальными рамками; распространение и поддержка только православной веры как духовной основы господствующей народности. [20]

 23 января 1918 г. был принят декрет СНК РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» [21] (первоначально в проекте он назвался «О свободе совести, церковных и религиозных обществах»), который положил начало новому этапу отношений государства с религиозными объединениями и был направлен на разрушение старого государственного строя.

 Отношения Советского государства с религиозными организациями всецело подчинялись текущим потребностям господствующей идеологии и характеризовались подавлением, контролем, прагматичным использованием последних в политических целях.

 С 1988 г. начал проявляться отход от принципа отделения конфессий от государства под флагом «религиозного возрождения» и «исправление былых деформаций».

 В современной отечественной науке, посвященной взаимоотношениям государства и религиозных объединений, применяется различная периодизация, справедливо характеризуемая привязкой к развитию законодательства Российской Федерации о свободе совести и о религиозных объединениях. [22] По мнению автора, в 1948 г. с принятием Всемирной декларации прав и свобод человека (послужившей моделью при определении стандартов прав человека для новейших конституций, принятых во многих странах мира и в Российской Федерации) начинается новая эпоха (интернационализации) в формировании правовых гарантий реализации прав человека. В соответствии со ст. 18 Всеобщей декларации прав человека «каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных порядков». [23] Именно с этого времени отношения демократического государства с религиозными объединениями должны считаться производными от декларируемых принципов свободы совести и строго им соответствовать.

 В России, в силу отечественной специфики, новая эпоха началась, по крайней мере, с момента принятия Конституции 1993 года. Конституция РФ подтвердила в качестве правовой основы такие цивилизованные нормы, как светскость государства, равенство граждан вне зависимости от их отношения к религии и равенство религиозных организаций. Согласно ст. 28, «каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания…». В ч. 2 ст. 29 подчеркнуто: «Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие... религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда... религиозного... превосходства». Кроме того, в ч. 3 ст. 59 установлено, что «гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, а также в иных установленных федеральным законом случаях имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой». [24]

 Конституция, как Основной Закон страны, является первичной юридической базой для развития всех отраслей права и нормативных правовых актов, в том числе в области свободы совести и отношений государства с религиозными объединениями.

 В связи с вышеизложенным следует отметить, что и в Конституции РФ, и в нормах международного права, являющихся приоритетными для правовой системы России, ничего не говорится о государственно-конфессиональных отношениях и вероисповедной политике как самодовлеющих явлениях. В то же время в таком качестве они существовали издавна, в настоящее же время исчерпали себя, по крайней мере, с правовой точки зрения. А значит, декларируемые конституционные принципы в области свободы совести вообще не должны зависеть от отношений государства с религиозными объединениями.

 Так как проблема соотношения свободы совести и отношений государства и религиозных объединений в современной российской юридической науке разработана крайне слабо, то приходится констатировать, что новая эпоха в Российской Федерации не нашла адекватного отражения, а «исторические» государственно-конфессиональные отношения и сегодня продолжают жить своей жизнью, делая своими заложниками вышеупомянутые принципы, составляющие основу конституционного строя России.

 Источником жизнестойкости самодовлеющих отношений государства с религиозными объединениями являются, с одной стороны, политические интересы властных групп, заинтересованных в использовании религии для манипулирования общественным сознанием и своем освящении, а с другой стороны, встречные интересы конфессий, которые, как правило, устремляются за пределы религиозных свобод (равенство, отсутствие дискриминации), в лоно государственных экономических предпочтений. Слабая теоретическая разработанность является общим фоном, определяющим самодовлеющий характер отношений государства и религиозных объединений. Фактически правовое регулирование в области свободы совести базируется на некорректных с юридической точки зрения принципах, не имеющих четких правовых критериев, и соответствующем понятийном аппарате, частично заимствованном из теологии, а потому заведомо не годном. Свобода совести подменяется свободой вероисповеданий, права человека - правами объединений, религия - идеологией, а в результате приоритет права подменяется приоритетом политики, интересами властных и конфессиональных «элит».

 Определенную роль играет авторитарный тип сознания, унаследованный от прошлого и характерный, по словам игумена Иннокентия Павлова, как для населения, так и для подавляющего большинства нынешнего российского епископата. «Для этих людей «возрождение Церкви» напрямую связано с восстановлением если не полностью, то хотя бы настолько, насколько это возможно теперь, того статуса, который она имела до 1917 года». Тот же тип сознания характерен и для «посткоммунистической российской элиты, независимо от того, идет ли речь о так называемой партии власти, или же о подпитываемых иными финансово-олигархическими кругами «демпатриотах», или же о красно-коричневой «оппозиции»... При этом суть всех их рассуждений сводится к одной явно несостоятельной мифологеме: после ухода КПСС с исторической сцены в России образовался идейный (иногда его называют - духовный) «вакуум», который следует заполнить чем-то «традиционно-национальным», дабы запрячь народ в новую идеологическую узду, при помощи которой либо удерживать власть, либо к ней прийти. Вот здесь-то они, будучи людьми глубоко нерелигиозными и циничными, и вспоминают о Православной Церкви, опять же обращаясь к мифологизированному прошлому России». [25]

 Главным субъектом в отношениях с государством является РПЦ, поэтому немаловажным представляется ответ на вопрос, что есть сегодня Русская Православная Церковь. Иными словами, нужно сказать, с кем непосредственно выстраивает отношения власть в лице государственных чиновников (избранных и нанятых на службу) и кто говорит от имени РПЦ, в последнее время претендующей представлять до 80% российского народа? [26]

 «На самом деле в России, при видимом единстве на умозрительном, богословском уровне церковного организма (единые догматы, единый канон, единый обряд), существует как бы несколько «Церквей» внутри Церкви. Причем живут они разными интересами и разной жизнью. С одной стороны, есть миряне, монахи, священники - реальные люди, с реальной верой, надеждой, любовью и заблуждениями... Их много, но они практически ни на что не влияют - потому что не вхожи в номенклатуру, не являются ее частью. И, с другой стороны, есть «иная Церковь», беседующая с властью, богатая, поучающая - высшая клерикальная знать - Московская патриархия, «князья Церкви» и обслуживающий их персонал... Синклит пастырей привлекает к работе элитный круг «спецов»-интеллектуалов, которые являют собой закрытый от постороннего взгляда аппарат подготовки и разработки политических стратегий, определяющих направление политики Церкви. Наиболее зримо это проявляется в деятельности Отдела внешних церковных связей (ОВЦС), которому на данный момент нет никакой внутрицерковной альтернативы». [27]

 О демократии в управлении РПЦ говорить бессмысленно, так как она является жестко централизованной структурой. «Юбилейный Архиерейский Собор 2000 года фактически отменил регулярные Поместные Соборы - высший орган церковной власти, объединяющий архиереев, священников и мирян. Как и в советские годы, теперь Поместные Соборы будут собираться не раз в пять лет, а только для выборов нового Патриарха. Это означает, что миряне устранены даже от участия в выборах Патриарха. «Демократия» в современной РПЦ осталась на уровне сбора пожертвований и принятия решений о покупке новых ведер и швабр в приходском храме. Можно без преувеличения сказать, что современная РПЦ обладает самой жесткой «вертикалью власти» не только среди Православных Церквей, но и по сравнению со славящимися своим «папизмом» католиками... В общем, говорить о существовании в современной РПЦ самостоятельного мирянского движения невозможно - «монополия» на Русскую Церковь твердо укрепилась в руках духовенства». [28]

 Таким образом, РПЦ, структура, далекая от какой-либо демократии и гражданского общества, [29] усиливает свое влияние на современное Российское государство, а от ее имени отношения с властью формирует узкий круг конфессиональной бюрократии. Следует заметить, что указанные тенденции в значительной мере касаются и других религиозных организаций, особенно «традиционных». И с властью говорит также конфессиональная бюрократия.

 Рассмотренные факторы являются основными предпосылками системной многоуровневой коррупции в области отношений современного Российского государства с религиозными объединениями, - коррупцией, взаимосвязанной с иными системами общества, прежде всего с политической системой, и охватывающей многие взаимозависимые, зачастую переплетенные уровни, включая науку и образование, законотворчество и правоприменение. Есть основания предполагать наличие коррупционных сетей и сообществ.

 Системообразующей в данной коррупционной системе является политическая и государственная коррупция. Политическая коррупция в области отношений государства и религиозных объединений подразумевает использование религии в политических целях, она направлена против гражданского общества и осуществляется в интересах прихода к власти и ее удержания. Политические группы пытаются, заручившись поддержкой религиозных организаций, получить преимущество на выборах. Как правило, различные «религиозные» партии успеха не имеют, в том числе и потому, что они могут заплатить за поддержку, только придя к власти. Поэтому этот «ресурс» доступен только власти.

 Отношения церковной бюрократии и властных групп строятся на принципах взаимной выгоды, правда, противоречащих Конституции РФ и интересам общества. Поэтому когда иерархи РПЦ говорят о невозможности для церкви поддерживать политические партии, движения, блоки и т. д., [30] то это в какой-то мере соответствует действительности. РПЦ поддерживает только некую партию власти (так вернее) или конкретные политические фигуры, отношения с которыми могут быть выгодны. При этом создается впечатление, что предвыборная поддержка начинается задолго до избирательной кампании, сразу после выборов. Эта поддержка не всегда носит очевидный характер - такова особенность сакрализации в виде вовлечения в сферу религиозного санкционирования индивидуального, группового, общественного сознания.

 «Раскрутка» избранных «соответствующих религиозных организаций», получивших доступ к ресурсам государства, в том числе информационным, напоминает «раскрутку» идеологии, имеющей мало общего с личным религиозным опытом и мировоззренческим выбором людей. Наверное, этим объясним парадоксальный результат исследований Российского независимого института социальных и национальных проблем, в соответствии с которым верующих в России меньше, чем приверженцев конфессий. [31] Даже сознание людей, не считающих себя верующими, оказалось вовлеченным в сферу религиозного санкционирования в угоду абсолютизации власти и возведения властных групп в ранг «священных». В результате большинство электората идентифицирует себя как «в общем, православные». Более того, с привлечением государственных ресурсов осуществляется дискредитация и даже преследование «нетрадиционных» (с навешиванием посредством СМИ ярлыка «деструктивный культ», «тоталитарная секта»).

 В самом общем виде властные группы в рамках «специальных» (по сути, не правовых) отношений за счет налогоплательщиков покупают политическую поддержку у религиозных организаций, обладающих интегративным ресурсом. В таком контексте следует рассматривать незаконную передачу значительных государственных ресурсов религиозным объединениям как на федеральном (в интересах федеральной власти), так и на региональном (в интересах региональной власти) уровнях. Имеет место растрата или корыстное использование бюджетных средств и общественных фондов. В данном случае цели, установленные правом (конституцией, законами и другими нормативными актами) подменяются корыстными интересами должностных лиц государственных служащих, воплощенных в конкретных действиях.

 Политическая коррупция имеет тенденцию к юридическому закреплению и возведению в ранг государственной политики, подразумевающую «специальные» контроль и ограничения мировоззренческой сферы. В данном случае можно говорить о государственной политической коррупции в области отношений государства и религиозных объединений, исходящей от власти, на основе использования религии в политических целях для удержания власти и имеющей тенденцию к юридическому закреплению (институционализации) в качестве государственной политики.

 Сакрализация, в том числе в форме клерикализации органов государственного управления, «силовых» структур, государственной системы образования с целью абсолютизации и приватизации власти, имеющей тенденцию к изменению конституционного строя, является самым вопиющим проявлением государственной политической коррупции. Под предлогом утверждения системы «традиционных» для России ценностей (особенно в сфере отношений с государством) и «возрождения духовности» современная российская власть фактически является продолжателем средневековых традиций использования религии (а точнее конфессий) для своего сохранения.

 Указанные тенденции неизбежно ведут к ограничению и контролю мировоззренческой сферы, отходу от демократических принципов в области прав человека. Таким образом, параллельно с тенденциями сакрализации власти происходит тотальное наступление на основные права и свободы человека. Более того, нарушения конституционных стандартов в сфере свободы совести и религиозных свобод де-факто имеют тенденцию к закреплению де-юре. Активно формируется соответствующая нормативно-правовая база.

 Кризисное состояние свободы совести связано с системной коррупцией в области отношений государства и религиозных объединений, так как реализация первой зависит от вторых. Сначала нарушаются права верующих, как правило, не принадлежащих к «традиционным религиозным организациям», а затем каждого, вне зависимости от мировоззренческой идентификации. Неразвитое гражданское общество, монополизированная, неконкурентоспособная экономика, неэффективное управление, авторитарная власть, сакрализация власти - звенья одной цепи.

 Государственная политическая коррупция в области отношений государства и религиозных объединений позволяет власти преодолевать демократические процедуры, формально их соблюдая (т. е. законодательство о выборах). В указанном контексте «чистые» демократические выборы - это выборы с соблюдением не только законодательства о выборах, но и конституционных принципов в области свободы совести. Государственная политическая коррупция в рассматриваемой области воспроизводится на уровнях науки, законотворчества и правоприменения. Фактически она научно обосновывается «официальной», а иногда «конфессионально ориентированной» наукой, имеет информационное прикрытие в государственных и некоторых конфессиональных СМИ.

 Главным объектом обоснования являются «специальные» государственно-конфессиональные отношения и вероисповедная политика в качестве самодостаточных по отношению к правам человека и Конституции РФ. Кроме того, власть периодически дает заказ на обоснование отдельных терминов, чтобы интегрировать их в систему права. В настоящее время это «религиозный экстремизм». [32]

 Законотворческий процесс в области свободы совести непосредственно взаимосвязан, нуждается и опирается на упомянутое обоснование. Принятый в 1997 г. Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» окончательно вышел из-под контроля гражданского общества. С тех пор Государственная Дума стала полигоном борьбы многих заинтересованных сторон за законодательное закрепление «специальных» государственных предпочтений для «традиционных религиозных организаций», упомянутых в преамбуле вышеназванного Закона, за «специальные» ограничения для остальных под флагом борьбы с «сектами» и «религиозным экстремизмом».

 Наличие соответствующего пакета законопроектов в законодательном органе позволяет говорить о системе противозаконного лоббизма, взаимосвязанного с государственной политической коррупцией в области отношений государства и религиозных объединений. «Комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций, возглавляемый умеренным коммунистом Виктором Зоркальцевым, давно является партнером Патриархии. И, когда, вследствие парламентского кризиса весной 2002 года, В. Зоркальцев подал в отставку с этого поста и обсуждался вариант упразднения его Комитета, против этого варианта выступил сам Патриарх, написавший, что он «дорожит сотрудничеством с Комитетом и наработанной в нем квалификацией». [33]

 В целом в современной России «официальная» наука и законотворческий процесс при заинтересованном и/или молчаливом согласии лидеров ряда конфессий, считающих себя «традиционными», находятся под контролем власти, и потому роль первой сводится к подведению некой наукообразной базы под антиконституционную политику государства.

 Характерной чертой является сращивание структур, обслуживающих интересы некоторых конфессий, с органами власти и «официальной наукой». В результате свобода мировоззренческого выбора оказалась заложницей «специальных» отношений государства с религиозными организациями и фактически отдана на откуп власти, религиозным и профессиональным корпорациям, а потому имеет тенденцию к приватизации этой сферы правовых отношений, превращению ее, по словам сопредседателя Института свободы совести С.А. Мозгового, в «цех борьбы за свободу совести». Фактически в России установлена некая монополия на борьбу за свободу совести (а в действительности за корпоративные интересы), не терпящая никакой конкуренции.

 Наглядным свидетельством состояния науки в области свободы совести и государственно-конфессиональных отношений являются научные форумы. В их основе лежит тезис, определяющий в качестве причины нарушений свободы совести в России некомпетентность региональных чиновников. Поэтому вся борьба с нарушениями ограничивается их просвещением и вообще уровнем правоприменения - судебной защитой.

 Очевидно, что религиоведческое «просвещение» чиновников (особенно с учетом состояния религиоведения [34]), ведающих религиозными делами при участии «основных» конфессий, служит корпоративным интересам, имеющим мало общего с религиозной свободой. Более того, есть некоторые основания полагать, что эти мероприятия являются важным звеном, позволяющим говорить о системном многоуровневом характере коррупции в области отношений государства с религиозными организациями, поскольку они (мероприятия) воспроизводят ее научную, законодательную и функциональную основу. Кроме того, подобные научные форумы являются для представителей некоторых «нетрадиционных» религиозных организаций своеобразной платной площадкой для «доступа к телу» госчиновников, «ведающих» религиозными делами и способных решить многие проблемы. Прямые доказательства получить невозможно, но косвенным подтверждением является приглашение далеко не всех религиозных организаций, а, вероятно, только тех, кто платит за участие.

 Стремление религиозных лидеров вступить в контакт с властью, чтобы получить экономические льготы и привилегии, является обычным и непрерывным. Корпоративные интересы конфессий постоянно ускользают за пределы религиозных свобод (отсутствие дискриминации, равенство конфессий). О том, может ли религия с протянутой к государству рукой сохранить независимость от власти, не превратившись в ее придаток, быть «голосом совести» в обществе и вообще выполнять свое предназначение, говорить не принято. Как правило, на словах религиозные лидеры декларируют приверженность конституционным принципам и международно-правовым нормам, а на деле добиваются от государства «специальных» льгот и привилегий. Сложившийся порядок вещей, судя по всему, устраивает всех фигурантов: власть получает освящение себя, контроль и ограничение мировоззренческой сферы; конфессиональная бюрократия тешит себя приближением к власти, а заодно и к государственной кормушке; адвокаты получают пожертвования, гранты и мировую известность защитников религиозной свободы; государственные чиновники и государственные ученые также востребованы властью и конфессиональной бюрократией.

 В настоящее время, в преддверии выборов, доминирующие тенденции в области отношений государства и религиозных объединений позволяют говорить о циничной фазе указанных отношений и коррупции.

 При определении форм и содержания необходимо различать верхушечную и низовую коррупцию. Первая охватывает политиков, высшее и среднее чиновничество и сопряжена с принятием решений, имеющих высокую цену (формулы законов, госзаказы, изменение форм собственности и т. п.). Вторая распространена на среднем и низшем уровнях и связана с постоянным, рутинным взаимодействием чиновников, адвокатов и религиозных организаций (регистрации и т. п.). Низовая коррупция в области отношений государства и религиозных объединений, как правило, касается уровня правоприменения и является следствием верхушечной политической государственной коррупции, сконцентрированной на уровнях законотворчества и науки. Это в основном мелкая «чиновничья» коррупция при участии религиозных организаций. Чиновники реализуют дискриминационное законодательство или злоупотребляют полномочиями, пользуясь коррупциогенностью законодательства, ущемляют права конкретных религиозных объединений. Последние покупают расположение чиновников, чтобы их «не трогали».

 В современной России низовая коррупция в интересах отдельных чиновников, как это ни парадоксально звучит, является фактором, несколько смягчающим дискриминационное законодательство, в значительной мере являющееся продуктом коррупции верхушечной (государственной, политической). Так, несовершенство ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» предопределяет его коррупциогенность, но, по словам Л. Юззелла, «коррупция - это игра, в которую иностранцы могут играть так же хорошо, как и русские, даже лучше - у них больше денег. Закон 1997 г. с запутанными положениями, предоставляющий светским должностным лицам возможность действовать по их усмотрению, открыл прекрасные возможности для прямого и скрытого взяточничества. В 1998 г. в Хакасии представитель Кестона несколько раз разговаривал с официальным лицом, ответственным за отношения между государством и церковью; он откровенно сказал, что его коллеги в других областях с радостью принимали взятки, например бесплатные заграничные поездки, в обмен на благосклонное отношение к иностранным миссионерам». [35] По словам некоторых исследователей, такие же приемы повсеместно используют не только религиозные организации с управляющими центрами за рубежом, но и епархии МП, муфтияты, включая местных чиновников (в обмен на их расположение) в списки дармовых «паломников».

 Характерно, что, лишь когда, в силу каких-либо факторов, интересы властных элит отходят на второй план, на первый план выступают корыстные интересы чиновников. Низовая коррупция в виде взяточничества отдельных чиновников направлена против государства (порядка управления) и является лишь видимой частью - верхушкой айсберга. Тем более, что питательная среда для злоупотреблений предопределена неадекватным и антиконституционным законодательством, позволяющим контролировать, использовать, а если надо, то и подавлять мировоззренческую сферу.

 Верхушечная коррупция, к которой относится государственная политическая, являясь системообразующей, направлена против общества и сводит на нет реформы в политической и экономической сферах, ограничивая политическую конкуренцию. В то же время масштабная низовая коррупция также опасна, поскольку, «во-первых, создает благоприятный психологический фон для существования остальных форм коррупции и, во-вторых, взращивает вертикальную коррупцию. Последняя же является исходным материалом для формирования организованных коррупционных структур и сообществ». [36]

 В зависимости от того, кто является инициатором коррупционных отношений, коррупция бывает активной (властные группы, чиновники) и пассивной (религиозные объединения). Это - как правило, но бывают и исключения. Иногда некоторые влиятельные и богатые религиозные организации выходят за рамки простой схемы «активный - пассивный» и пытаются навязывать свои правила, оказывая влияние на уровне законотворчества и даже науки. Они участвуют в воспроизводстве коррупционной системы на всех уровнях, фактически покупая влияние, позволяющее соблюдать свои корпоративные интересы в любых условиях, кроме полного подавления религиозной свободы, и не заинтересованы не только в свободе совести для каждого, но и даже в религиозной свободе для всех религиозных объединений.

 К важным характеристикам коррупции в области отношений государства и религиозных объединений относятся следующие:

 - Институциализация (юридическое закрепление). Изначально коррупционные явления формировались де-факто «из уст в уста», затем закреплялись юридически, начиная от ведомственных актов и заканчивая федеральным законодательством.

 - Латентность (коррупционные деяния не получили отражения в официальной статистике). Указанные выше факторы делают ее неочевидной, особенно в рамках «исторических» отношений государства с религиозными объединениями, по инерции довлеющих над правами человека. Латентности способствует научное обоснование, институциализация, система внесения и лоббирования законопроектов, пиар-поддержка подконтрольных СМИ, отсутствие гражданского контроля, мимикрия.

 - Мимикрия (маскировка) - под защиту и реализацию прав человека (верующих), «специальные» отношения государства с религиозными объединениями для всеобщего блага, возрождения духовности, нравственности, семьи, «традиций», «подсознательное покаяние» власти, защиту интересов национальной безопасности и т. д.

 - Транснациональность. Религия - феномен надгосударственный, большинство религиозных объединений действуют вне границ одного государства и вовлекаются в международные коррупционные отношения. Несовершенство международно-правовых норм, основанных на старой парадигме разделения на «верующих - неверующих», предопределяет зависимость реализации прав человека от «исторических», сложившихся в конкретном государстве государственно-церковных отношений, делая их заложниками последних. Использование религии в политических целях (политическая коррупция) имеет место во всех странах, противоречит реализации прав человека, что во многом определяет существующий миропорядок и его тенденции формирования системы «глобального апартеида». Таким образом, коррупция в области отношений государства с религиозными объединениями является проблемой мирового сообщества в целом.

 - «Торговля влиянием». Это элемент системной коррупции, во многом обусловленный некой приватизацией данной сферы отношений, превращения ее в особый сектор чиновничье-адвокатского бизнеса, предполагающий огораживание территории от «конкурентов» (недобросовестную конкуренцию), закулисные интриги и т. д. Торговля влиянием связана с формированием коррупционного сообщества, замыкающего на себя интересы и связанного со всеми субъектами отношений в данной области на всех ее уровнях, т. е. науки, законотворчества и правоприменения.

 Из сказанного автор делает следующие выводы.

 Причины коррупции в области отношений государства с религиозными объединениями (они в основном совпадают с причинами кризиса в области свободы совести) таковы:

 - интересы власти;

 - интересы конфессиональной бюрократии;

 - крайне слабая научная разработанность проблематики свободы совести и отношений государства с религиозными объединениями (применение некорректных принципов и понятийного аппарата, предопределяющих появление в законодательных актах неопределенных, полунеопределенных норм или норм, допускающих множественное толкование - ограничения и льготы фактически по усмотрению чиновников, система эксклюзивных прав (льгот) для религиозных организаций, выделенных из иных общественных объединений);

 - авторитарные традиции и соответствующая психология власти, конфессиональной бюрократии, обыденного сознания;

 - закрытость (непрозрачность) отношений государства с религиозными объединениями и вследствие этого отсутствие контроля со стороны гражданского общества.

 Основная причина тотального наступления коррупции в области отношений современного Российского государства с религиозными объединениями в переходный период заключается в несоответствии между эпохой интернационализации прав человека, в интересах реализации которых должен функционировать государственный организм (в т. ч. отношения с религиозными объединениями), и старыми, «исторически» самодовлеющими отношениями государства с религиозными объединениями. Иными словами, государственно-церковные отношения продолжают жить своей, противоречащей интересам гражданского общества жизнью, а права человека остаются декларацией.

 В контексте новой эпохи то, что исторически считалось «симфонией», сегодня - коррупция, а то, что раньше было основой политико-правового режима, сегодня - угроза конституционному строю и гражданскому обществу.

 Использование властными группами религии в политических целях посредством самодовлеющих по отношению к принципам, составляющим основу конституционного строя (в том числе к правам человека), государственно-конфессиональных отношений и вероисповедной политики должно квалифицироваться как политическая коррупция с целью удержания власти.

 Выявлены следующие формы проявления коррупции в области отношений государства и религиозных объединений:

 - политическая;

 - государственная;

 - верховая;

 - низовая;

 - активная;

 - пассивная;

 - «торговля влиянием».

 Коррупцию в области отношений государства и религиозных объединений можно охарактеризовать как:

 - системную;

 - многоуровневую;

 - политическую;

 - государственную;

 - институциализированную;

 - латентную;

 - мимикрирующую;

 - транснациональную.

 

 Коррупция в области отношений государства с религиозными объединениями определяется как злоупотребление властью (действие или бездействие) в своих корыстных интересах или в корыстных интересах других лиц и групп, связанное с использованием публичных ресурсов, в рамках «специальных» отношений государства с религиозными объединениями. Так как системообразующим фактором является коррупция верхушечная (государственная политическая), то главной стороной становится «должностное лицо», «государственный служащий».

 Влияние последствий коррупции в области отношений государства с религиозными объединениями требует дополнительных исследований, но самые вопиющие из них таковы: подрыв основ конституционного строя, способствование сакрализации власти с целью ее приватизации, подавлению свободы мировоззренческого выбора, в результате чего государство в целом перерождается в авторитарное и тоталитарное. Системная коррупция в рассматриваемой области, взаимосвязанная с контролем и подавлением мировоззренческой сферы, - положительный тест на безграничную концентрацию власти. Она (особенно ее политическая государственная составляющая) - системообразующий фактор системного кризиса Российского государства, криминализации власти вообще и коррупционной системы в частности. Представляя угрозу демократическим механизмам осуществления власти, коррупция превращается в проблему, угрожающую национальной безопасности страны: стимулирует расслоение по мировоззренческим признакам, сепаратизм, вооруженные конфликты, распад федеративной системы.

 

 P.S. Выводы, изложенные в данной статье, являются предварительными, не претендующими на полноту. Тема открыта и требует дополнительных исследований. Статья является скорее приглашением к дискуссии. Автор рассчитывает, что другие исследователи восполнят пробелы.

 

 

 [1] Гулиев В.Е. Протодемократическая государственность: аксиологическая феменология отчуждения//Юридический мир. 2001. № 5. С. 13.

 [2] Там же.

 [3] Горный М.Б. Роль законодательства в процессе борьбы с коррупцией. Центр «Стратегия». www.strategy.spb.osi.ru.

 [4] Разнообразие стран и разнообразие коррупции. (Анализ сравнительных исследований) Аналитический доклад. Фонд ИНДЕМ. www.indem.ru.

 [5] Мишин Г. Необходим закон о борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти//Уголовное право. 2002. № 7.

 [6] Тема нашла некоторое отражение на страницах светской и церковной периодической печати: «По сведениям журналистов, РПЦ получила от Правительства РФ льготы на беспошлинное получение зарубежной «гуманитарной помощи» в виде табачных изделий и извлечение прибыли от их продажи... РПЦ продала около «300 миллионов пачек <импортных> сигарет, которые по среднеоптовым ценам стоят 1,2 триллиона рублей, что почти вдвое больше всероссийского импорта табака в целом по России за первые пять лет нынешнего года». (См.: Рыковцева Е. Благословенный табак//Московские новости. 1996. № 40. 6 - 13 октября. С. 4.) «Новая газета» (№ 39 от 21 - 27 октября 1996 года) сообщила о причастности к торговле алкоголем Художественно-производственного предприятия Московской Патриархии (ХПП) «Софрино» и его руководителя Е.А. Пархаева. По сведениям газеты, ХПП реализовало через коммерческие фирмы вина на 30 млн. долларов, при этом из всего заработанного ничего не получили ни Церковь, ни государство. (См. также: Церковно-общественный вестник. 1996. № 2. С. 1. Специальное приложение к газете «Русская мысль». № 4147.) Кроме этих случаев, свидетельствующих о наличии коррупции среди церковных чиновников, в печати появились сведения о причастности Церкви к торговле нефтью». Цитируется по: Диа-Логос. Религия и общество. 1997. М., 1997. С. 313 - 314. Отдельные аспекты указанной темы затрагивает в своих публикациях Н. Митрохин. В частности, кроме «гуманитарных» табака и спиртного, автор упоминает о льготной «растаможке» широкого списка товаров из Белоруссии, экспорте нефти и нефтепродуктов, экспортных квотах на рыбу и морепродукты, нелегальном производстве и продаже золотых изделий. См.: Экономическая деятельность Русской Православной Церкви и ее теневая составляющая. (2001) Экономика Русской Православной Церкви//Отечественные записки. 2001. № 1. Этот же автор упоминает о финансировании РПЦ со стороны государственных и полугосударственных предприятий, о масштабных финансово-политических операциях с ценными бумагами: «Среди экономистов ходил слух (иначе назвать нельзя), что деньги были удачно вложены в ГКО и точно так же удачно выведены аккурат за пару недель до кризиса». См.: От свечного заводика до «Газпрома». Экономическая деятельность Русской Православной Церкви: мифы и факты//Журнал «Смысл». 2003. № 7. 1 - 15 мая.

 [7] См.: Интернет-портал Credo.Ru. 13 декабря 2002//www. portal-credo.ru.

 [8] Горный М.Б. Общественное участие в процессах предупреждения коррупции. Центр «Стратегия». www.strategy.spb.osi.ru.

 [9] Россия и коррупция: кто кого. Аналитический доклад. Фонд ИНДЕМ. www.indem.ru.

 [10] См.: Толковый словарь иностранных слов. М., 1998. С. 157.

 [11] Панов Н.И., Герасина Л.Н. «Социальная мимикрия» коррупции: политико-правовой дискурс//Право и политика. 2000. № 8. С. 22.

 [12] Эминов В.Е., Максимов С.В., Мацкевич И.М. Коррупционная преступность и борьба с ней. www.jus.ru.

 [13] Россия и коррупция: кто кого. Аналитический доклад. Фонд ИНДЕМ. www.indem.ru.

 [14] Горный М.Б. Коррупция в России: системная проблема и системное решение (Вместо введения)//Гражданское общество против коррупции в России. Санкт-Петербург, 2002. С. 5.

 [15] Коррупционные действия могут квалифицироваться следующими статьями Уголовного кодекса: 174 - легализация денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем; 285 - злоупотребление должностными полномочиями; 290 - получение взятки; 291 - дача взятки; 292 - служебный подлог. По ст. 290 УК РФ, взятка - это деньги, ценные бумаги, иное имущество или выгоды имущественного характера. Закон «Об основах государственной службы» в ст. 11 уточняет, что под «иным имуществом и выгодами имущественного характера» следует понимать подарки, ссуды, услуги, оплату развлечений, отдыха (в том числе транспортных расходов) и выезд за границу за счет физических и юридических лиц. Закон также запрещает данным категориям чиновников получать от какого-либо третьего лица вознаграждения, связанные с исполнением должностных обязанностей (причем и после выхода на пенсию), выезжать в служебные командировки за границу за счет физических и юридических лиц, а также получать гонорары за публикации и выступления в качестве государственного служащего. В то же время обязанность предоставлять при поступлении на государственную службу сведения о своем имущественном положении, а ежегодно - сведения о доходах и изменениях своего имущественного положения осталась исключительной прерогативой должностных лиц категорий «Б» и «В». Ответственность (дисциплинарную, гражданскую, административную или уголовную) за коррупционные действия (получение взятки; незаконные действия или бездействие чиновника с использованием служебных полномочий, в том числе с целью ограничения конкуренции; ведение чиновником предпринимательской деятельности; разглашение коммерческой тайны) предусматривается Уголовным кодексом РФ, Кодексом законов об административных правонарушениях РФ, Законами РФ «Об основах государственной службы» и «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках».

 [16] Тимергалиева О. Антикоррупционное законодательство России и проблемы его осуществления//Право и политика. 2000. № 1. Стр. 50 - 64.

 [17] См.: Фирсов С. Свободная церковь в свободном государстве. Православие в России не имеет опыта существования без государственной опеки//НГ-религии. 2003. № 5 (113). 19 марта.

 [18] Государственно-церковные отношения в России (опыт прошлого и современное состояние). М., 1996. С. 4.

 [19] См.: Пинкевич В.К. Вероисповедная система Российской империи//Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2001. № 4 (28). С. 16 - 17.

 [20] Там же. С. 25 - 26.

 [21] См.: Собрание узаконений и распоряжений. 1918. № 18. Ст. 263.

 [22] Например, Кудрявцев А.И. выделяет два этапа, Одинцов М.И. - три периода.

 [23] См.: Религия и закон. М., 1996. С. 5.

 [24] Конституция РФ. М., 1995.

 [25] Павлов И. Христово и кесарево (Церковь и интересы государства)//Религиозные организации и государство: перспективы взаимодействия. Материалы конференции. Москва, 22 - 23 февраля 1999 г. 1999. С. 19 - 20.

 [26] Митрополит Кирилл (Гундяев) от имени РПЦ заявил, что Россия является православной страной с национальными и религиозными меньшинствами, так как 80% россиян идентифицируют себя с православием.

 [27] Шевченко М.Л. Одиночество патриарха. Опыт описания РПЦ как одной из самых влиятельных политических структур России//Журнал «Смысл». 2003. № 7. 1 - 15 мая.

 [28] Солдатов А. Церковь - не в бревнах?.. Миряне - самое многочисленное и самое бесправное сословие в Русском Православии//Журнал «Смысл». 2003. № 7. 1 - 15 мая.

 [29] Прочтение Основ социальной концепции РПЦ позволяет лишний раз в этом убедиться. В частности, весьма характерным моментом является позиция по вопросу свободы совести: «Появление принципа свободы совести - свидетельство того, что в современном мире религия из «общего дела» превращается в «частное дело» человека. Сам по себе этот процесс свидетельствует о распаде системы духовных ценностей, потере устремленности к спасению большей части общества, утверждающего принцип свободы совести. Если первоначально государство возникло как инструмент утверждения в обществе Божественного закона, то свобода совести окончательно превращает государство в исключительно земной институт, не связывающий себя религиозными обязательствами» (с. 26). Тезисы о «богоустановленности власти» (с. 18) и соответственно «помраченной грехом человеческой личности» (с. 125) недвусмысленно напоминают о далеко не изжитых средневековых традициях сакрализации власти вопреки интересам гражданского общества. См.: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. М., 2001.

 [30] В частности, Архиерейские Соборы 1994 и 1997 годов декларируют недопустимость участия священнослужителей в предвыборной агитации, а также их членства в политических объединениях.

 [31] Мчедлов М. Вера в России в зеркале статистики//НГ-Религии. 2000. 17 мая.

 [32] Термин «экстремизм», несмотря на закрепление в ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», признается очень широким, относительным и не вполне юридически корректным. А с учетом отсутствия правового определения религии применение термина «религиозный экстремизм» несет угрозы правам человека и основам конституционного строя. Характерно, что этот неправовой термин более 30 (!) раз фигурирует в проекте Доклада рабочей группы президиума Государственного совета РФ по вопросам противодействия проявлениям религиозного экстремизма.

 [33] Верховский А. Беспокойное соседство: Русская Православная Церковь и путинское государство//www.religion.sova-center.ru.

 [34] Состояние религиоведения можно охарактеризовать как неопределенное, характеризующееся отсутствием строгих общепринятых принципов, наличием множества школ, зачастую по-разному трактующих одни и те же феномены. Таким образом, применение религиоведческих познаний (не говоря уже о теологических) в юриспруденции создает предпосылки для нарушения декларируемых принципов свободы совести.

 [35] Юззел Л. Проблема свободы религии в современной России //Религия и общество. Очерки религиозной жизни современной России. Москва - Санкт-Петербург, С. 30 - 31.

 [36] Россия и коррупция: кто кого. Аналитический доклад. Фонд ИНДЕМ. www.indem.ru.

 

 

 

© Независимый журнал «Право и жизнь» № 57 (5)

 

info@Law-n-Life.ru